«Как дела?» с Михаилом Гулиным: «У меня нет времени ждать светлого будущего»

«Как дела?» с Михаилом Гулиным: «У меня нет времени ждать светлого будущего»

Михаил Гулин – художник, куратор проекта «Дворцовый комплекс»

- Как дела?
- Отлично!
- Почему у художника возникла необходимость превратиться в куратора?
- Мне хотелось найти новую площадку, и все началось с того, что я пришел во Дворец Румянцевых-Паскевичей предложить персональную выставку. Но через полчаса мы решили сделать коллективный проект.
- Какие впечатления дал кураторский опыт?
- Никаких новых ощущения в роли куратора я не испытал. То, что это неблагодарное дело, я знал заранее, и вроде был к этому готов, но все равно постелил не все подушки. В первую очередь стоило не стремиться все делать самому, а собирать команду. С другой стороны, к некоторым вещам я не был готов – например, что у меня могут возникнуть трудности коммуникации с арт-сообществом.
- Почему в качестве новой площадки ты выбрал Гомельский музей?
- Сделать проект в другом городе для меня было принципиально важно, и в процессе работы над проектом я все больше убеждался в правильности выбора. Если говорить об актуальном белорусском искусстве, то чаще всего имеются в виду минские художники, в других городах актуального искусства практически нет. Да и для двухмиллионного города 30-50 человек, занимающихся актуальным искусством, не так-то много.
- Но ты привез в Гомель минских художников. Круг остался тот же самый...
- Да, но не совсем. Сам я из Гомеля, и многие участники, живущие и работающие в Минске и в Европе, родом из разных белорусских городов: Гомель, Гродно, Полоцк, Новоплоцк. Минск монополизирует актуальное искусство.
Конечно, я думал о привлечении к проекту и гомельских художников, но впоследствии понял, что они очень сильно выпадают из контекста. Если говорить об открытиях, о новых людях, то я хотел привлечь молодых художников, но когда утверждалась бюджетная часть, когда проходила идеологическая чистка, я понял, что не могу дать гарантию молодым ребятам на участие в выставке. Но все же, несколько молодых авторов прошли все испытания и задействованы в проекте: Андрей Бусел, Татьяна Кондратенко, Жанна Гладко.
- Когда идешь в государственное учреждение, заранее знаешь, что там предстоят и идеологические чистки, и ограничения…
- У меня стабильно раз в год что-нибудь снимают с выставки. Последний раз это было на «Радиусе нуля», где из моего объекта «Доска почета. Победители добра» убрали две фотографии.
Я считаю, что нужно работать, несмотря на обстоятельства. У меня нет времени ждать победы капитализма, социализма или просто светлого будущего, я работаю здесь и сейчас. Сегодня, к сожалению, случается так, что многие талантливые художники работают в стол. Я стараюсь абстрагироваться от каких-то вещей. С самого начала я выложил перед администрацией Дворца все свои работы и с ненормативной лексикой, и с порно-изображениями, и с политическими сюжетами. Я сразу сказал, что с современным искусством бывают проблемы и оно достаточно дорогостоящее, на что мне ответили, что все проблемы они берут на себя - Дворец позиционировал себя как независимую структуру с богатым попечительским советом. Но спустя несколько месяцев моей работы начались проблемы, необходимость утверждения каждой работы, идеологические проверки.
- И тут возникает логический вопрос: стоило ли дальше работать, столкнувшись со всем этим?
Проблема белорусских художников – неумение перестраиваться. Проблема белорусского искусства и арт-сообщества в целом: мало иронии, мало самоиронии, мало подвижности, мало коммуникации вокруг искусства, все становится слишком серьезно и абстрактно.
Моей принципиальной задачей было сделать проект, быть готовым ко всем условиям игры и предлагать альтернативные пути решения проблем. Я не считаю это проституцией или гибкостью в негативном понимании, потому что все предлагаемые варианты изменения выставки, естественно, были только в рамках проекта. Сейчас любые проекты подвержены изменению: во Дворце искусств, в цехах завода «Горизонт». Конечно, в Минске проще работать, потому что и публика здесь заряжена, и есть какое-то понимание.
Меня очень беспокоит ситуация «имитации современного искусства», которая сейчас сложилась  в государственных музеях и галереях. Выставки в Музее современного искусства, во Дворце искусств уже набили оскомину. А минские художники ставят условия при проведении своих выставок, и если они не соблюдаются, не делают ничего. В такой ситуации нормальных выставок у нас практически не появляется, а есть только имитация. Константин Селиханов говорит, что рано или поздно к нам обратятся, но я так не думаю - они научат молодых художников работать с материалами, напишут тексты и сымитируют ситуацию современного искусства. Но это искусство беспроблемное, контролируемое, без нюансов и им легко управлять, это своего рода резервация. Проект в Гомеле – мой принципиальный шаг, чтобы показать, что такое современное искусство.
- Чем отличается современное белорусское искусство от его имитации?
- Современное белорусское искусство тесно связано с местом, например, Минском или Гомелем, и с определенными личностями, белорусскими художниками. Мне было важно показать знаковых людей, привезти нашу дюссельдорфскую диаспору - я обращался к Андрею Дурейко, в проекте приняли участие Анна Соколова, Олег Юшко и группа «Ревизия». Это те имена, без которых белорусское искусство не может быть полноценно представлено. Эти художники работают на хорошем уровне, но их здесь никто не знает, никто не видел их работ, тем более в Гомеле.
- Для проекта ты выбрал какую-то определенную тему?
- Мне хотелось сделать скрытое политическое высказывание: опираясь на факты из истории Дворца, реализовать контекстный проект, протащить в институцию жесткое высказывание о современной ситуации, безусловно, непрозрачное и не считываемое на раз-два.
Я с не согласен с твоим определением комплексов белорусского искусства. Я эту гнилую систему знаю насквозь, и всегда оставляю подстраховку. Мы пронесли внутрь достаточно бомб: «За фасадом» Алексея Иванова, инсталляция Анны Соколовой «Пустой звук», которую отключили второй, потому что для них это действительно был пустой звук, работа Татьяны Кондратенко «Школа цензоров», икона Алексея Лунева «Нiчога няма», «Иллюзия места» Артема Рыбчинского, которую тоже отключили, моя работа «Эффект присутствия». На самом деле я не от кого не скрывал, что это пенопласт, это была ирония - вроде как огромный объект, помпезный, тяжелый, а на самом деле - это всего лишь пенопласт. В экспликации по ошибке слово «бетонный» не взяли в кавычки, и пошла путаница. Я знал, что музею этот объект очень понравится, и недавно она приняла участие в выставке, посвященной Дню дружбы народов.
Мне кажется, изнутри мы подстраховались: все работы очень ироничные и критичные. Мы поставили статус Дворца под сомнение, проект был наполнен маркерами того, что все это фикция. Я знал, что нужно быть готовым к цензуре, и хотел сделать его частью проекта.
- Как ты отреагировал на снятие работ с экспозиции?
- Первой потерей еще в процессе утверждения выставки, сроков монтажа и бюджета был Сергей Бабарека. Он отказался участвовать, потому что просто физически не успевал смонтировать работу. Сергей Попов, художник из Украины, член группы «Соска», тоже не смог участвовать, так как для него просто не нашли необходимый материал. Третьим участником стал Николай Ботвинник – в день монтажа его работы во Дворец приехала делегация губернаторов, потом начали монтаж работы Алексея Иванова, и палатку Николая просто забыли поставить. А поскольку Дворцу был важен момент показухи в Ночь музеев, то актуальность монтажа оставшихся работ пропала.
Камнем преткновения стала работа «За фасадом» Алексея Иванова. Ее сняли в 23.30 18 мая в ночь открытия. Но жесткой реакции не последовало, так как сказали, что там недостаточное крепление, и ее вернут на место. На место ее не вернули, объясняли выходными, загруженностью, и только 25 мая мне был дан четкий ответ, что посетители Дворца должны видеть его в аутентичном виде и работу не повесят обратно.
Ноутбуки из инсталляций Константина Селиханова просто убрали, потому что взяли в школе только на день открытия. Это не корыстная политика Дворца, они просто не умеют работать иначе, как и не понимают, что работы нужно вешать на леску, а не на канатную белую веревку.
Алексей Иванов предлагал поступить по правилам корпоративной этики: если одного снимут – уйдут все. Но я знаю, что в этом случае статус современных художников попадет под сомнение, нас бы представили в СМИ в очередной раз как горстку отщепенцев, чье творчество никому не нужно. Зачем? Пускай проект развивается, живет, пускай снимают работы, пишут на него жалобы и критику. Со своей стороны я предупредил всех участников. Единственное, что я не дал понять участникам, что проект подстрахован изнутри, и все происходящее с ним – это часть процесса. Для меня эта ситуация была очевидна, и я не думал, что ее не увидят другие. Конечно, скандал начался раньше запланированного, и я не смог удержать проект от смещения акцентов и неправильной трактовки ситуации. В очередной раз получилось, что художники сами виноваты.
- Название проекта тоже подверглось цензуре?
- Не совсем правильно говорить, что «Дворцовый переворот» - это неофициальное или авторское название. С этим названием целая детективная история. Администрации Дворца оно очень понравилось, но уже в апреле я понял, что никакого «переворота» не будет. С другой стороны, мы не можем просто назвать проект «Дворцовый переворот» без оглядки на проект с таким же названием арт-группы «Война» в России. С художником Сергеем Бабарека мы придумали «Дворцово-парковый переворот» и решили поиронизировать над склонностью белорусов к сложным названиям, как скажем «музей-заповедник». Но название оказалось слишком громоздким. Анна Соколова предложила назвать «Дворцовый комплекс», и уже ближе к открытию я понял скрытый смысл понятия «комплекс». Первая бомба проекта заложена в названии – есть комплексы, которые необходимо вскрыть.
- Конфликт вокруг проекта разгорелся, главным образом, после публикации текста Татьяны Кондратенко. Как ты думаешь, почему это произошло?
- Этот текст был опубликован на «Арт-Активисте» слишком поздно, только 4 июня, и главная мысль о разрушении стереотипов уже была не оправдана. Но поскольку это был первый текст, моей принципиальной позицией было говорить в нем об искусстве, а в следующих - обсуждать ситуацию, критиковать и оправдываться. Все, что останется от выставки через несколько месяцев – это публикации, а сегодняшний конфликт забудется. И важно оставить в истории и пафосную идею, и сами работы, и сложившуюся ситуацию.
Работать нужно. Нельзя уповать на то, что все будет хорошо через 10-15 лет. Мы живем сейчас, и если мы не замечаем Центр современного искусства и то, что там происходит, это не значит, что его нет. Меня не устраивает ситуация, когда мы делаем вид, что живем каждый в своем мире. Я хочу войны, хочу конфликта, я хочу, чтобы они знали, что я есть, что я работаю, и боялись этого.
Спасибо, Миша, за содержательную беседу! Желаю тебе не останавливаться перед любыми преградами!
Беседовала: Таня Стрига
Фото: Даша Бубен, КГ
обсудить на форуме zнята