«Нарратив является рассказом,
который всегда можно рассказать по-другому»
(из статьи о «нарративе», Википедия)

Еще в университете на семинаре по психологии для иллюстрации какого-то понятия с нами провели такое упражнение. Из аудитории попросили выйти пять добровольцев, а оставшимся студентам прочли незамысловатый рассказ с линейным сюжетом. Один студент должен был пересказать историю первому приглашенному из коридора, затем этот человек – следующему и так далее. Пораженные, мы слушали, как прочитанный минуту назад рассказ все больше изменятся, гибко подчиняясь восприятию каждого рассказчика. На первый план вдруг выходили незначительные моменты, в то время как целые действия или оттенки смысла оказывались за рамками сюжета. Личность повествующего вдруг становилась важнее «правдивости» истории, ситуация превращалась в нарратив, муравьи смысла, как в постмодернистской ризоме Жиля Делеза, обретали свободу перемещения в любом направлении. Соответствие изначальной версии не имело никакого значения – как каждый новый носитель истории, так и мы, слушатели, наслаждались процессом рассказа ради рассказа.

Нарратив как история, которую «всегда можно рассказать по-другому», прекрасно прослеживается не только в постмодернистских романах последних десятилетий («Коллекционер» Джона Фаулза, «Если однажды зимней ночью путник» Итало Кальвино, «1Q82» Харуки Мураками и другие), но и постепенно завоевывает визуальные плоскости презентации информации, в частности фотографию. Многие авторы заимствуют известные живописные и литературные сюжеты, намекая, что темы и истории, послужившие источником вдохновения несколько веков назад, не теряют свою актуальность сегодня.   Британский критик Шарлотта Коттон отмечает: «Наша реальность характеризуется определенной степенью символизма и открытыми культурными вопросами, которые, по сути, перекликаются с другими историческими периодами. […] При пересказе чужих историй фотограф совмещает со своей «художественной» ролью функцию летописца современных сказок, своеобразного рассказчика историй на новый лад».  
Джон Эверетт Милле, «Офелия», 1852 годВзяв за отправную точку сюжет смерти юной Офелии из трагедии Уильяма Шекспира «Гамлет», плотно закрепившейся в памяти каждого из нас изображением со знаменитого полотна Джона Эверетта Милле, интересным кажется рассмотрение и анализ фотографических реплик, выполненных современными авторами разных жанров и направлений. Каким образом игра в узнаваемые символы может приобретать совершенно другие, порой весьма неожиданные, оттенки, становясь матрицей для новых смыслов?  

Том Хантер: Офелия британских окраин

Кропотливо сконструированные, «живые полотна» британского фотографа Тома Хантера парадоксальным образом сочетают в себе постиндустриальные пейзажи неблагополучного лондонского пригорода Хакни и аллюзии на классические произведения. Фотограф не отрицает влияния, которое, в свое время, оказали на него работы прерафаэлитов и голландского художника Яна Вермеера:

«Хакни захватывает и не отпускает меня смешением культур, людей и историй, но в основе моей художественной практики лежат картины Вермеера, прерафаэлитов и многие другие работы, сегодня ставшие частью истории. Для меня самого, молодого, сражающегося за социальную справедливость где-то в английском сквоте, они оказались значимым и неожиданным открытием. Ища радикальный подход в искусстве, в самых традиционных художественных формах я обнаружил совершенно революционных художников!».«С момента знакомства с творчеством Вермеера, я черпал вдохновение во многих полотнах и описаниях жизней разных художников, изучая то, каким образом они фиксировали, описывали и включали в работы истории о своем окружении. В мои намерения не входило копирование искусства в историческом контексте, я хотел скорее повторно исследовать, понять и дать другую интерпретацию случившемуся когда-то. Такой подход помогал мне, как художнику, контекстуализировать собственные фотографии, умножая слои понимания и предлагая зрителю изучить связь искусства и  общества,» - рассказывает фотограф.
Слева: Ян Вермеер «Девушка, читающая письмо у открытого окна», 1657 год. Справа: Том Хантер, «Женщина, читающая судебный приказ о выселении», 2000 годАктуальность заявленного подхода Том Хантер доказывает на практике. Здесь наиболее показательной является история снимка девушки, получившей ордер о выселении. Переосмыслив полотно Яна Вермеера «Девушка, читающая письмо у открытого окна», в помещении лондонского сквота Хантер снимает портрет соседки, которая держит в руках судебное постановление. Неожиданно фотография вызывает такой широкий общественный резонанс, что власти, в конце концов, отменяют решение о выселении семьи.
Том Хантер, «Путь домой», из серии «Жизнь и смерть в Хакни», 2000 годРабота Хантера под названием «Путь домой» - очевидная реплика оригинала Милле. Офелия британского поэта окраин пронизана настроением меланхолии и изящного фатализма, созданных тонкостью линий и холодной цветовой гаммой. Фотограф с нежностью и грустью наблюдает за историями родного Хакни, перенося на подмостки сегодняшнего дня классический сюжет. В описании проекта «Жизнь и смерть в Хакни» фотограф комментирует: «Ремейк «Офелии» Джона Милле иллюстрирует историю молодой девушки, чей путь домой с привычного для Британии 90ых музыкального рэйва закончился падением в канал и гибелью на темной скользкой промышленной трассе ушедшей эпохи.»В «Пути домой» высказывание героини Хантера оформляется в откровенное признание наслаждением красотой урбанистического декаданса, признание в поражении беззащитного человека перед лицом необратимого упадка бедных районов, признание незаметной трагедии, которая вдруг становится невероятно логичной и гармоничной в декорациях промозглого раннего утра окраин.

Эллен Кой: Офелия в истории без кульминации

Фото: Эллен Кой

Если работы Тома Ханта характеризуются острым социальным подтекстом, то творческие эксперименты нидерландского фотографа Эллен Кой – тонкое сюрреалистическое полотно вне времени и места. «Здесь постоянно что-то происходит как бы за кулисами, - пишет итальянский критик Джильола Фоски, - что-то неясное, что-то разорванное, что-то, что заставляет нас странствовать между зачарованностью и сумасшествием, удивлением и тяжестью».   Обращаясь к литературным жанрам, творчество Кой можно сравнить со строкой неоконченного стихотворения: нам разрешено лишь мимолетно почувствовать образ, но вряд ли мы будем в состоянии до конца декодировать сюжет. И действительно, критики называют нарратив Эллен воображаемым, утверждая за каждым из нас право на «догадки о том, что же могло привести героя фотографии до такого устрашающе живописного  финала».
Фото: Эллен КойГерои фотографий Эллен Кой – девушки или подростки, часто занятые странными, пугающими играми, в большей степени напоминающими невиданные ритуалы. Что-то в их бесцельных действиях откликается в зрителях тревогой и чувством дезориентации. На фоне стеклянных, проработанных до мельчайшего оттенка снов-пейзажей, разворачиваются загадочные сценки, словно призванные нарушить пасторальное спокойствие. Природа - ландшафты голландских долин, узкие каналы, заброшенные запруды - действительно представляется отдельным, специально задуманным персонажем. Вступая во взаимодействие с окружением, герои Кой используют потенциал пейзажа для раскрытия собственных характеров, выстраивания своего мифологического нарратива. Здесь образ невесты Гамлета становится более, чем символичным. Ведь, как всем известно, невинная Офелия утонула по время прогулки у лесной реки, когда пыталась повесить на ветку ивы сплетенный из диких цветов венок. Более того, в работе «Офелия» Эллен Кой, фактически, выводит значение пейзажа на первое место. Мы ловим себя за восторженным разглядыванием искусно прописанных водорослей в живописном пруду, наслаждаясь оттенками отражений на водной поверхности. Поддавшись тщательно организованному соблазну, мы начинаем бессознательно относиться к героине трагедии как к изящному дополнению выстроенного изображения-ловушки. Мы погружаемся в процесс созерцания, не обращая внимания на отсутствие разгадки-финала. Говоря о работах Кой, критик Мартин Шнейдер-Спэллер делает вывод: «историю можно обнаружить повсюду, но сама ее кульминация может отсутствовать».
Эллен Кой, «Офелия», 2006 год

Майк Стимпсон: Офелия в спальной комнате

В мире современной фотографии особое место занимают фотографы, предпочитающие вместо работы с живыми людьми взаимодействовать с игрушками, или «миниатюрами», как их часто называют критики. Сюжетами серий с участием пластиковых фигурок солдатиков или человечков из детского конструктора являются как спонтанные сценки из повседневной жизни, так и хорошо узнаваемые инсталляции – реплики на изображения, за которыми сегодня уже успел закрепиться статус артефактов «массовой культуры». Такие сценки вовсе не обязательно связаны с ироничным настроением заигравшегося взрослого. Нередко подобный творческий стиль – реакция фотографа на смещающиеся масштабы урбанистического пространства, где каждый житель становится одновременно дерзким творцом-гулливером и безвольным муравьем, вот-вот рискующим потеряться в небоскребных джунглях.

Британский фотограф Майк Стимпсон – автор, закрепивший за собой имя в лагере «шутников». Во всем мире он известен своими увлечениями фотографией и конструктором «LEGO». Соединив две страсти в один жанр, Майк смело заигрывает с узнаваемыми культурными символами, находя все больше последователей из самых разных стран.
Слева: фотографическая лего-реплика Майка Стимпсона. Справа: фотография Альфреда Эйзенштадта «День Победы над Японией на Таймс-сквер», 1945 годВ архиве переделок Майка – мировая классика от «Повстанца» Роберта Капы до протестующей четы Джона Леннона и Йоко Оно. А сам автор признается, что одной из сопутствующих целей такого увлечения иконами фотографии является желание привлечь более молодую аудиторию к изучению великих оригиналов его ремейков. Интересным является тот факт, что Стимпсон специально не использует в своих фотографиях неоригинальные пластиковые лица человечков «LEGO», то есть на их лицах всегда присутствуют улыбки именно заводского производства, что, конечно, не всегда соответствует изначальному настроению переосмысливаемого сюжета. Например «Офелии» Джона Милле…
Майк Стимпсон, «Офелия»Забавно, что в качестве причины обращения к «LEGO» Майк Стимпсон снова приводит вопрос масштаба, на сей раз не в социально-философском, а скорее в весьма прагматически-бытовом аспекте. «Когда у меня появилась первая приличная камера, моей незамедлительной реакцией стало желание фотографировать все, что лежало вокруг меня, дома. Эх, наверное, снимки говорили в этом случае сами за себя, так как в объективе оказались игрушки и конструктор «LEGO»! Так, я быстро выяснил, что макрофотография лично для меня представляет наибольший интерес, а «моделей», которых я выбирал для съемки, определенно, было легче снимать, учитывая, что размер «студии» - не больше, не меньше, чем половина спальной комнаты,» - рассказывает Майк в одном из интервью британской прессе.

Клер Розен: Офелия и другие автопортреты

Клер Розен, фотография из продолжающегося проекта рекламной съемки для дизайнера по свету  Алекса Рэндалла

Американский фотограф и преподаватель Клер Розен, автор молодой и амбициозный, превратила работу со сказочными мотивами, баснями и другими детскими историями в свой персональный бренд. Сегодня ее фотографии активно публикуются в международных журналах, а среди многочисленных премий, например, попадание в 2012 году в список «Forbes' Brightest Under 30», посвященный успешным новым именам в возрасте до 30 лет. Один из ранних проектов Клэр с говорящим названием «Сказки и другие истории», несмотря на весь спектр чуть узнаваемых или весьма четко читаемых сюжетов легенд, мифов и сказок, посвящен, по сути, одной и той же теме – откровениям самого фотографа, ведь во всех нарядах и декорациях в объективе находится сама Розен. «Я работаю с темами классических сказок – красотой, непорочностью и пассивностью – вовсе не как комментарий постфеминизму, но как выражение более универсального опыта. Моя цель – использовать фольклор как протяженность: вне нас физический мир меняется с головокружительной скоростью, однако внутри нас, в нашей голове, он бесконечен», - комментирует серию Клер Розен.
Клер Розен, «Автопортрет»Сама Клер как-то призналась, что что сама работа над автопортретами привнесла в ее психологическое состояние терапевтический эффект. Фактически, это был первый проект, над которым она трудилась после окончания университета, и состояние тревоги, поиска себя, неуверенность в будущем подтолкнули ее менять внешнюю оболочку, придумывая и примеряя все новые образы: «Я выбрала визуальный символизм сказок и мифов, так как, с одной стороны, они действительно наполнены образами, а с другой – все до единого затрагивают тему жизненного пути, говорят о проблеме выбора, проблеме становления всесторонне развитого взрослого. Тему, которая в разное время близка каждому из нас.»
Клер Розен, «Офелия», 2008 год, из серии «Сказки и другие истории»Клер говорит, что сказочные миры стали для нее наиболее подходящим форматом для размышлений на глубокие философские темы. То есть в задачи фотографа не входила точная реконструкция драматического момента избранной истории. Важным стало создание личного психологического пространства, которое, по словам Розен, «кто-то из зрителей сможет почувствовать, а кто-то нет.» Снимок, вдохновленный историей Офелии, занимает прочное место в серии «Сказки и другие истории». Офелия в объективе Розен – умиротворенная рефлексирующая девушка, скорее всматривающаяся в невидимое зрителям небо, чем страдающая, на грани безумия, от безразличия возлюбленного и насильственной смерти отца. Ее поза спокойна, даже грациозна, плавные складки распустившегося белым цветком платья повторяются обрамлением осенних листьев. Клер отмечает, что в работах этой серии она пыталась изобразить сказочную страну с персонажем, запечатленным именно в момент такого изолированного созерцания. «Это зеркало личностного внутреннего опыта, визуальная реакция на бессознательное, полузабытый сон, который передает скорее эмоцию, а не действие, - признается фотограф. - Я создаю характеры как альтер эго во множественном числе, предстающие в образах узнаваемых архетипов… Я полна надежды, что зрители смогут вообразить себя внутри моих сказок и интерпретировать нарратив так же, как они додумывают сказки, ища скрытое значение внутри любой истории.»

Дамиан Сикейрос: Офелия как парадокс красоты и морали

Дамиан Сикейрос, «Сиддхартха, мог быть и девушкой», из серии «Героини»

Чувственный и страстный фотограф из Мексики Дамиан Сикейрос не только черпает из классических мифов и легенд непосредственное вдохновение образами: используя изящные и хитрые коды-символы, он помещает персонажей в широкое междисциплинарное поле, затрагивая ряд острых общественных проблем, среди которых, например, вопросы гендерного равенстсва и социальной репрезентации биологического пола в современном мире. Ярким примером погружения в вопросы гендерной проблематики является серия «Героини», где в ограниченном, нарочито искусственном, театральном пространстве комнаты Дамиан Сикейрос предлагает собственное прочтение образов Медеи, Пенелопы, Ариадны, Тристана и Изольды и других классических персонажей. Беглый взгляд на сумасшедшую по цветовой гамме и динамике серию отсылает к гротескной фэшн-фотографии, игре в форму без содержания. Определенно, серия намеренно вычурна, драматизм доведен до предела, но как подписи, так и сама концепция, заложенная Сикейросом в проект «Героини», наводят на сомнения о ее мнимой поверхностности. По мнению канадского критика Кристель Пру, образы серии «Героини» - практическое воплощение идеи философа Джудит Батлер о «гендерных пародиях», предполагающих переигрывание «традиционно мужских» и «традиционно женских» ролей в социо-культурный перфоманс, которыми они, по сути, и являются. Исследователь продолжает: «Работы Сикейроса могут читаться как аллегория на перформативность идентичности, как попытка показать то, что увидеть невозможно. Это яркий способ обращения с проблемой несоответствия неделимой, неизменяющейся концепции человеческой сущности.» Подобный парадокс неделимости заложен и в фотографии Дамиана Сикейроса, выполненной по мотивам истории Офелии, которая, по признанию самого фотографа, является его любимым персонажем, символизирующим «глубокую дихотомию между красотой [ее традиционного изображения в живописи] и темнотой моральных принципов и угнетения женщин, которых она собирательно представляет.»    
Дамиан Сикейрос, «Офелия, парадокс ее собственного отражения», из серии «Героини»В истории и литературе, отмечает Сикейрос, за Офелией прочно закрепился статус жертвы собственной хрупкости, красоты и невинности. Тем не менее, ее трагедия выходит далеко за рамки личностной драмы. Обращаясь к основам викторианского искусства, Сикейрос приходит к выводу, что смерть юной Офелии может быть иметь два способа интерпретации: как символическое наказание порицающего ее общества либо как попытка избежать утрату невинности и чистоты. «Согласно моральным принципам того времени, нашедшим подтверждение в теории Дарвина, женщины считались почти асексуальными существами, абсолютно не заинтересованными в удовольствиях плоти, - комментирует фотограф, - однако образы, созданные викторианскими художниками, наполнены чрезвычайно увлекательными символами. Цветы могут символизировать сексуальное пробуждение, красный – страсть, опасность и смерть, а вода – подвергающееся трансформации женское начало.» Так, Офелия в серии «Героини» предстает одновременно и жертвой, и соблазнительницей. Странная томная поза девушки не позволяет зрителям до конца понять ее истинные намерения – действительно ли она собирается уйти из жизни, разрываемая горем по погибшему отцу и предательству возлюбленного, или момент, запечатленный на изображении, застает ее в наслаждении самолюбованием – телесностью, красотой, юностью? ***Один только известный литературный сюжет вдохновляет и дает поле для интерпретаций десяткам авторов. И подобных отправных точек для построения фотографического нарратива великое множество. Любой сюжет способен обрести новые смыслы, превратиться, например, в остросоциальную драму, гендерный манифест или откровенную исповедь-автопортрет. Открытая концовка нарратива представляет полную свободу и для зрительской интерпретации: не только автор-фотограф, но и каждый из нас с нескрываемым любопытством и вовлеченностью начинает придумывать свой собственный рассказ о рассказе, персональную игру в классику.Полезные ссылкиСайт Тома Хантера (Tom Hunter)
Сайт Эллен Кой (Ellen Kooi)
Сайт Дамиана Сикейроса (Damian Siqueiros)
Сайт Клер Розен
Майк СтимпсонТекст: Ольга БубичПредыдущие статьи цикла

Нарратив в фотографии: красивые фотографии длиной в фильм
Нарратив в фотографии: персонаж без имени

обсудить на форуме zнята