– Здравствуйте, Максим. Как дела?
Хорошо! Наконец-то выспался и могу немного отдохнуть. Подготовка к выставке меня очень вымотала.
Почему вы работаете с таким материалом, как пленка?
Пленка – это нечто материальное, что я могу подержать в руках и почувствовать.
В одном из интервью вы говорили, что пленка ‒ какое-то чудо, когда при проявке получается что-то неожиданное. Но ведь технически вы контролируете процесс, знаете, что получится?
Конечно, знаю, тем более, когда уже появился опыт. Я все контролирую, потому что понимаю, в каких условиях снимал, и в зависимости от этого могу повлиять на проявку. Я вот, например, не очень люблю контрастное изображение, поэтому использую проявитель в соотношении один к одному, чтобы добиться меньшей контрастности. Но все равно я до конца не понимаю, получится ли этот снимок таким, каким я его увидел, – чудесное и неожиданное так или иначе проявится.
–Где вы учились работать с пленкой?
Снимать учился сам на своих же удавшихся или неудавшихся пленках. Проявлять научил знакомый, когда ему надоело делать это за меня. Он сказал: «Да проявляй ты сам – в этом нет ничего сложного» – заправил в шприц «Родинал», дал фиксаж. Я попробовал ‒ и у меня все получилось. Тогда те 36 кадров казались мне идеальными. С тех пор проявляю сам. Мой друг Олег Яровенко сделал черный короб с рукавами, чтобы доставать пленку в темноте, поэтому теперь мои родственники могут свободно ходить в уборную, я больше не кричу: «В туалет не ходить, свет не включать!». Идея печатать самостоятельно пришла не сразу. Когда у меня разрослась купаловская серия, я начал понимать, что если снимаю на пленку, то и напечатано это должно быть аналоговым способом. Год назад я познакомился с Олегом, у него огромный опыт в фотопечати. Это совпало с идеей самому напечатать купаловцев, поэтому я обратился к Олегу. Он обещал помочь: завел меня в свой подвал и сказал, что здесь мы поставим фотоувеличители и сделаем фотолабораторию. Так и произошло ‒ появилась «Точка».
Геннадий Гарбук. Фотограф: Максим Коростелев
— Как вы набирались опыта?
— Печатал в ночь перед «Особенной фотографией» (выставка «Особенная фотография» – прим. авт.). Олег оставил мне багет под фотоувеличителем, сказал, что зайдет утром. Я напечатал семь или восемь фотографий за ночь, съел багет, смотрю: все получилось, и Олег сказал ‒ «Класс». Перед выставкой в Купаловском был марафон. Ровно за неделю привезли бумагу из Москвы, и я шесть ночей провел в «Точке», печатая снимки. Это стало хорошим уроком: печатал один, экспериментировал. Это опыт, который появился от большого желания, настолько большого, что я готов был не спать пять ночей. Теперь мой рекорд – 20 снимков за ночь.
‒ Вы пробовали печать цветные фотографии?
‒ Нет.
‒ А есть желание?
‒ Когда-нибудь – да, но не сейчас.
Олег Яровенко: Я тебя умоляю, даже и не берись за эту тему!
‒ Нет, я когда-нибудь возьмусь, попробую просто ради любопытства, но не на постоянной основе.
С чего началась купаловская серия, которая переросла в выставку «Непарад»?
Четыре года я работаю в театре и все это время снимал артистов без какой-либо цели, просто так. В декабре 2016 года на примерку костюмов для спектакля «Школа налогоплательщиков», которая проходила в пошивочном цеху, взял с собой фотоаппарат с черно-белой пленкой. Происходящее меня так захватило, что я отснял все 36 кадров. На той пленке были «красные» губы швеи Жанны Павловны, профиль народного артиста Николая Кириченко и другое. Когда увидел эти снимки, подумал, что это может быть интересно. Нашёл кадры, которые были сделаны еще раньше: Зои Белохвостик в Академии искусств, Сергея Чуб, Кристины Дробыш с ребенком. Захотелось что сделать из этого: хотя бы ко Дню театра. Я сходил в гости к Зинаиде Зубковой, в гараж к Георгию Малявскому и ко многим другим – образовался материал. Николаю Пинигину (художественный руководитель Купаловского театра – прим. авт.) понравилось, и он отправил меня к Борису Герловану, главному художнику театра, обсудить оформление. В прошлом году, к сожалению, я не успел к празднику, поэтому перенесли на этот. Организовывать было сложно, все-таки первая выставка, а я человек не самый собранный. Понимаю, что фотографий выставлено много, и что их нужно отбирать и отбирать. Самых любимых – максимум пять, а остальные просто захотелось повесить. Но, так или иначе, все снимки мне очень дороги.
Та самая фотография из пошивочного цеха и «красные» губы швеи Жанны Павловны (декабрь, 2016 год). Фотограф: Максим Коростелев
‒ Вот эти портреты актеров: они без грима, вне работы… как вы это сами определяете? Почему это важно для вас и для театра?
–Я хорошо знаю этих людей, потому что мы близки, и понятно, что они абсолютно другие, не такие, какими их видят на сцене. На открытии услышал, что многие не понимают этих фотографий. «Свои» все понимают, конечно же. Эти снимки продолжат экспонироваться в фае театра, их нужно будет подписывать, потому что люди, раскрыв программки, начнут искать актеров, а на снимках банкет... и никто из зрителей не знает, как это проходит, и что проходит у бутафоров в цеху или в кафе «Уршуля». Многие фотографии абсолютно репортажные. Случайные кадры считаю для себя самыми важными. Например, поцелуй Паши Харланчука и Гены Вишнякова. Я люблю момент, и в таких фотографиях он особенно дорог, когда успеваю сделать его технически. Сложно говорить о важности – это просто фото людей, возможно, в непривычной обстановке. Они занимаются каждый своим делом: кто-то любит свой гараж, а кто-то ‒ сидеть дома. Я не считаю, что кому-то приношу пользу или делаю что-то важное. Это обычные люди, близкие мне и театру.
Зинаида Зубкова. Фотограф: Максим Коростелев
Что вам нравится больше: съемки, работа с людьми, или же какое-то уединение, работа в лаборатории?
–В какой-то момент снимать надоедает. Кажется, что ты дошел до конечной точки, хочешь разнообразия. Здесь помогла печать в лаборатории, потому что этот процесс я не знал, ему хотелось научиться и он предвещал что-то интересное, – так оно и случилось. Снимаю много, бесконечно, это такой круговорот, с которым просто не успеваешь потом справляться. Хотелось остановиться и что-то, наконец, напечатать. Однако признаюсь, что за неделю этот процесс меня вымотал ‒ настолько опротивел фотоувеличитель с химией, руки потрескались, думал, что еще ногти слезут.
‒ Усталость от фотографирования ‒ откуда она? Уходит много энергии, чтобы раскрыть человека?
Да, наверное. Мне всегда был интересен репортаж, но этот вид съемки все равно связан с людьми. Не понимаю снимков природы – мне нужен человек, его глаза, взгляд. Я часто хожу с фотоаппаратом по улице: геометрия линий, человек с необычной внешностью – не могу пройти мимо, так или иначе, сфотографирую.
‒ Хотели заниматься коммерческой фотографией? Если да, то что хотите делать в этой области?
— Да! Что это может быть, Олег? Вот, у Олега – классно, он несколько работ продал на аукционах. Это круто, по-моему.
‒ Вам нравится творчество Олега Яровенко? Он учит вас чему-нибудь?
‒ Я не многое видел: знаю цикл работ, связанных с подъездом, много слышал, что Олег любит «уходящую натуру», т.е. видит мусорку, например, с выброшенным половиком и не может пройти мимо: он либо фотографирует, либо половик этот с собой забирает. Что-нибудь надо забрать. И весь подвал (фотолаборатория ‒ прим.) какое-то время был у нас в старых шкафах, зеркалах, даже имелась целая коллекция чемоданов – один из шкафов и от низа до потолка был заполнен чемоданами; театральный реквизит плакал бы от этого зрелища – а это все Олег нашел на мусорке. Мне нравится его отношение к жизни ‒ он во всем нейтрален. Когда узнал, что Олег слыл крутым печатником, думал, что именно он будет моим учителем. Оказывается, он даже про фильтры мультигрейд ничего не слышал. Обычно приходит в лабораторию и говорит всего два слова: либо хорошо, либо плохо (хотя «плохо» ни разу не слышал). Мне нравится одно выражение Олега, которое сам теперь часто использую. Звучит оно так: «по**й – ветер!».
Открытие выставки «Непарад»
— Считаете себя фотографом?
‒ Нет. По образованию я актер и работаю в театре. С шести лет мечтал стать актером. Даже не сомневался никогда, куда поступать, а фотография потом стала хобби, которое неожиданно переросло и вылилось в какие-то лаборатории, фотовыставки. А кто такой фотограф? Купил фотоаппарат и можешь называть себя фотографом? У меня несколько фотоаппаратов. Что это дает? Ну, назову себя фотографом – и что? Для себя? Я не считаю свои работы чем-то таким: смотришь и глаз не можешь отвести. Да и актером себя в принципе не считаю. Очень много сейчас и фотографов, и актеров. Я хочу зарабатывать фотографией, но на вопрос, фотограф ли я, отвечаю – нет. Вот Картье-Брессон – настоящий фотограф, его снимки могу часто и долго пересматривать.
‒ А есть стремление стать настоящим фотографом?
‒ Не думаю об этом. Нужно быть более здравомыслящим и простым.
‒ В одном фильме Димы Дедка ваш герой сказал «свадьбы зачем, нужно артом заниматься». Нужно ли?
‒ Артом, наверное, нужно заниматься, но я также не думаю об этом. У меня вот спектакль этим вечером – это арт? Нет. Я не делаю там ничего особенного, это работа, за которую я получаю деньги. Завтра позовут на озвучку – это арт? Нет, конечно. Что «арт» в этом? Неделя перед открытием «Непарада» казалась важной, потому что печатал фотографии, а если бы это не было важным ‒ спокойной бы спал. Вообще, самое главное – получать удовольствие от того, что ты делаешь. Я его получаю. Ну, и любовь, конечно, тоже важна.
— Расскажите о планах на будущее.
— Недавно снимал Артема Куреня и Аню Семеняко – они муж и жена, актеры РТБД, мои друзья. Захотелось напечатать эти фотографии и красиво оформить, но предложил Артему и Ане прийти и самим это сделать ‒ такая родилась у меня активность для них. Изначально я открывал лабораторию, чтобы самому что-то попробовать. Теперь думаю, нужно что-нибудь еще организовать – поднять «Точку» на новый уровень, но пока не знаю, как это устроить.
Беседовала: Вероника Вельб
Фото: Максим Коростелев, Вероника Вельб