Ян Булгак «Замок в Мире»

Ян Булгак «Замок в Мире»

Как известно, Ян Булгак был не только фотографом, но и обладал незаурядным литературным талантом. Текст о замке Радзивиллов в Мире - тому подтверждение. Перевод с польского языка был сделан Валерием Ведренко с максимальным сохранением авторской стилистики. Публикуется впервые!

Если кто-нибудь заедет в Новогрудскую сторонку с востока, от песчаных наднеманских склонов в околицах Столбцов, Сверженя и Жукового Бора, тот, согласно слову поэта, сам остановит коня, с трудом достающего ноги и колеса брички из сыпучего серо–желтого песка, который хозяйничает вокруг вместе с редкими соснами, можжевельником, папоротником и бессмертниками. Это специфическое местное земледельческое четырехполье, которое в действительности не дает урожая, но позволяет вспомнить некоторые знания  из ботаники и приучает «жить чем Бог послал». Пройдя состязания с «прелестями» дороги, оказываемся у цели путешествия. Перед нами - местечко Мир, а это значит – масса бревен, кирпича, крыш, евреев и болота. И над этой свалкой гниющего дерева постепенно вырастает замок, задумчиво подпирающий небо пятью стройными башнями – зрелище удивительное для окружающего пейзажа, серого и пустого. Словно дух средневековья, обращенный в камень, он вдруг возник среди круговорота современного мира впечатляющим зрелищем. Словно рыцарь в стальных латах оказался в центре бесцветного и кричащего ярмарочного балагана и задумчиво застыл, контрастируя своей мощью с окружающей нелепой суетой.

Фото: Я. Булгак
Остановимся в «перворазрядной» гостинице (отеле), где за 50 копеек в день получим комнату, не столько просторную, сколько пустую. Здесь нас встретит неудачная имитация необходимой мебели и ad libitum – насекомые и вездесущий запах лука. Выходим в «местечко». Как раз торговый день, и рынок ревет, клубится какофонией звуков и запахов, не имеющих ничего общего с арфой Эола и фиалками. Звуки  воспроизводит комбинированный квартет местного «быдла», состоящий из евреев, холопов, коней и хряков. И все это в не менее скотском болоте по щиколотку.
Выбравшись на боковую улицу, ведущую к замку, где сразу становится просторнее и тише, приближаемся к замковому холму, расположенному  неподалеку от крутого гостинца, обсаженного старыми березами. Романтические руины растут на глазах. Но их уединенность стережет высокий паркан без ворот. Замок не предназначен для публичного посещения. Он уже много лет является частью Замирского парка, на краю которого мы и находимся. Однако, стоит приблизиться к паркану, чтобы найти отполированный от частого использования перелаз, который создан более организованными туристами, представляющих собой молодое поколение иудейского вероисповедания. Шаг вверх, шаг вниз и мы уже за чертой города, в аллее молодых кленов и тополей у подножья замка.
Огромный, крепко сложенный из валунов в вековых стенах, увенчанных башнями, замок привлекает взгляд посетителя, приковывает своей мощью, впечатляет, приветствует и невольно угрожает. Вокруг какая-то торжественная тишина – шум города остался где-то там, а здесь все проникнуто могуществом смерти и мировой скорбью по великим, но давно минувшим делам.
Через въездную браму средней башни с высоким арочным проходом попадаем на квадратное подворье. Широкое, заросшее высокой травой и огромными лопухами. Там в вековой тиши бдят ржавые стены рядами пустых окон и налитыми кровью глазами щурятся бойницы. Темнеют угрюмым мраком своды в башнях. Винтовые лестницы, спуски, переходы из таинственно закрученного лабиринта вырываются из-под земли черными челюстями глубоких арочных проемов. Шумит ветер в тонких деревцах, что проросли между монолитов, хватаясь за жизнь спутанными корнями, эхом отвечая громаде птичьих  стай, гнездящихся в неприступных бойницах. А на скатах башен, как на страже, важные аисты несут дозор. Тихо, тоскливо, как в любой гробнице. Но когда на остатках замковой брусчатки звонко  зазвучат шаги странника, когда вечерние сумерки спустятся на подворье и мягкий мглистый серый туман покроет темнеющие стены, - чудится, что вокруг, в этом огромном и тихом гробу пробуждается умершее эхо прошлого.
А в залах и комнатах, разрушенных невзгодами времени, с гулом смешанных голосов, нарядов и одеяний, с сиянием золоченых мечей - возникают видения круговорота событий древней шляхетской Польши. Храброй и подтянутой, мощной и уверенной, рыцарской и благородной. И так живописны, так прекрасны эти видения! И, увы, так от нас далеки…
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Опустился вечер, затянув небо космами туч, а с ним налетел ветер и протяжным  воем заныл между башнями. По развалинам лестниц, темным и скользким под постоянный звук осыпающихся камней и шелеста испуганных летучих мышей поднимаемся выше, цепляясь на ощупь за кирпичные выступы, на оборонную стену, откуда открывается широкий простор окутанной мглою околицы.
Не без усилий поднимаемся на высоту 6-7 этажей – на крышу башни. Ветер стихает, тучи рассеиваются, и полная луна выглядывает из-за четкого силуэта крыши. В косых лучах света серебрится дединец замка, обрамленный темными стенами, полными мрачных теней. И замок, словно огромный черный гроб, являет небу пустоту своей раскрытой бездны.
Ветер стих окончательно и только звуки сов и филинов глухим эхом изредка нарушают молчаливое пришествие ночи. Без слова и движения, охваченный ужасом и тоской мрачного могильщика умершего замка, смотрю на него, а в мыслях настойчиво звучат непреходящим рефреном слова поэта:
«О, я молчу как и вы, о Атриды
Пепел которых сверчки сторожат,
И ничтожность моя не смущает меня,
не волнуют и крылья орлов в поднебесье
Я смиренно молчу в этой мрачной гробнице
Славы, измены и праха…».
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
И здесь, погребенный, спит пепел славы и измены, любви и зависти, посвящений и страха. Сколько чувств, светлых и глубоких, сколько диких порывов и кровавых историй исчезнувшего прошлого могли бы рассказать эти стены, если бы у них, каким –то волшебным образом можно было добыть свидетельства событий, которые они видели в течении четырех веков.
Здесь могучий род Ильиничей основал рыцарское гнездо (1500 г.) и защищал окружной люд, дрожащий перед кровавыми татарскими набегами... Защищал могучими плечами и сторожевыми стенами. Плыли как черное море полчища язычников, в блестящих зубах сжимая кривые ятаганы, хищным взором выискивая легкую добычу, играя широкими ноздрями, лакомясь кровью ягнят и с наслаждением вдыхая дым пожарищ.
И как море в час прилива рассыпается на множество мелких волн, столкнувшись с каменной грудью замка, так град ядер, дождь огня и металла, шквал рыцарских стрел возвращал волну татарского набега обратно.
Здесь в течение трех веков создавалась история и величие рода Радзивиллов, владевших замком все последнее время. Его осаждали  во времена Речи Посполитой шведские войска (1655 г). Вот над башнями стоят тучи пожара, вот стены лижут языки пламени, вот стоны раненых мешаются с триумфальным шествием победителей, вот стекает с каменных стен кровь героев, защитников отчизны.
И снова работа для новых поколений – восстанавливать то, что разрушила злость и ненависть,  чтобы вновь через полвека (при Карле XII), вновь из камня и пепла, после очередного нашествия, в третий раз замок вознес в небо свои бойницы.
Здесь, в обновленном с еще большим мастерством замке, звучали виваты князя Пане Коханку, в этих черных лабиринтах звучала и текла шумная волна магнатского достатка, роскоши и удовольствий. Здесь братья–шляхта огранивали драгоценные алмазы магната, разбросав свои златотканые пояса, рассыпая грубоватые остроты, ловко звеня саблями, полные фантазии и бодрого духа. И лихо, вместе с винными парами, взлетали в воздух их славные чубы.
Здесь гостил последний польский король, король и поэт, мудрый правитель и пылкий любовник, солнце великого могущества и безвольный парус среди вихря событий, отец народов и заложник своей отчизны. Его торжественно принимали Радзивиллы в свои предсмертные годы существования и замка, и родины. На рубеже столетий и на рубеже судьбы в кровавом мареве заката истории, натыкаясь на знаки и стигматы смерти, но верный долгу, он блистал светским лоском, изыском и великолепием, как гость в ассирийском дворце на пирах Бальтазара, несведущий, что перст указующий уже пишет на стене огненными бликами вечное Маne–Tekel–Phares, и уже сосчитаны дни всего вокруг. И замка, и короля и отчизны…
А грозовая туча уже на подходе, уже висит над ними, уже доносится ее злобный гул, уже полнится земля голосом далекого грома, врывается ветер, сверкают молнии… И Немезис предъявит свой неумолимый вердикт – и они прочтут его…
И вот захватывают замок российские войска (1794 г.), и взрываются пороховые склады (1812 г.), и разрушается замок окончательно и бесповоротно. И за погасшей звездой Наполеона,  вместе с орлами легионов жизнь замка умерла навсегда. И с тех пор плачут кровавыми слезами ослепшие глаза его окон, стонут залы эхом позабытой славы, а опустевшие башни в немом протесте тянут к небу истерзанные отчаяньем и скорбью ладони…
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
«Пусть изумительно настроенная лира
Вторит мысли, угрюмой и темной,
Ибо видишь ты гроб Агамемнона
И сидя тихо в могиле подземной
Что кровью Атридов окроплена всюду
сердце заснуло и снится ему...
Как мне грустно…».
Других слов не найти, вспоминая те давние, но такие живые, еще кровоточащие, терзающие сердце события… Луна спряталась за тучи. Тьма охватила все вокруг и тяжелой плитой закрыла черную гробницу замка. Ночь забрала его в свои владения…
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
На завтра, когда ранним утром я вернулся в замок, восходящее солнце уже раскрасило его башни розовыми бликами, а голубой фон неба придал им светлое, радостное и приветливое настроение. Над всей округой сияла прекрасная архитектура этих восьмигранных колоссов из красного кирпича, богато украшенных изысканными линиями узорчатых фризов и обрамлений, оштукатуренных белых проемов, торцов и орнаментов. Выразительная фактура шестилоктевых валунов сохранилась по сей день, как и  декор из тесаного камня с множеством глубоких оборонных бойниц. Виднелись огромные своды помещений, уже засыпанные мусором и заросшие травой. Виднелись, кстати, и деревянные носилки в этом королевстве летучих мышей. Их оставили предприимчивые израэлиты, которые в свободное от торговых забот время, выносят горами кирпич для строительства. А в силу своей чрезвычайной прочности этот замковый кирпич очень ценится. И сколько этого кирпича перекочевало в местечко, известно только еврейским каменным домам и их хозяевам. Говорят, был покупатель на весь кирпич замка. Но сумма в 1000 рублей показалась малой и еврейская община решила вести торговлю более рачительно – поштучно.В свое время башни были покрыты гонтовыми крышами, которые уже сгнили и еле держатся. А на одной из башен покрытие и вовсе отсутствует, приближая разрушение этих прекрасных стен. О новой крыше думать некому, когда совы и вороны совместно с евреями хозяйствуют здесь повсеместно и безраздельно. Нет даже старого сторожа, который еще несколько лет назад жил в коморке фасадной башни. И такое великолепное сооружение нашего древнего зодчества пропадает на глазах, и год от года положение замка все безнадежнее.
Захотелось на прощанье посмотреть на замок издалека, обойдя широкое озеро у его подножья. Озеро украшают сосновые посадки и на их зелено–голубых иголках дрожали светящиеся капли росы, еще не выпитой знойным солнцем. Заросли камыша и аира волновались под легким дуновением ветерка, который морщил воду и ломал отражение на тысячи фантастических линий и пятен. А когда на минуту ветер стих и вода успокоилась, из ее зеркальной глади явился, как живой, другой замок, такой же могучий и величественный, такой же несказанно прекрасный, горящий пурпурными отблесками лучистого солнца и утонувший верхушками башен в голубой бездне.
И вспыхнул розовый пятилистный светильник в прозрачной чистоте утра, явив это чудесное воскрешение средневековых событий, всколыхнувших память о былом королевском  величии и мощи,  роскоши и благородстве. Словно само безжалостное время стало бессильно перед памятью. И, пораженный до глубины души, как зачарованный, я смотрел на этот замок в немом восхищении.
Перевод с польского языка В.В. Ведренко

Перевод на белорусский язык >>>

Источник: znyata.com

обсудить на форуме zнята