Юрий Сергеевич Васильев: «Жизнь человеков»

Из цикла «Встречи с легендами»

Пожалуй, каждому человеку, имеющему интерес к фотографии в Беларуси, известно имя Юрия Сергеевича Васильева. В истории культуры есть личности, масштаб которых определяют не творческие вершины, а высокое качество общественной деятельности. И есть периоды в культурном процессе, когда сохранение истории, традиций и преемственности поколений гораздо важнее отдельных художественных удач. При всей разнородности нашего фотосообщества, у нас есть личность, обладающая бесспорным и безусловным авторитетом для всех. Фотограф, педагог, публицист - Ю.С. Васильев убедительно доказывает, что стимулом к развитию, смыслом существования и делом всей жизни может стать искренняя любовь к фотографии.

Юрий Сергеевич Васильев. Фото: Валерий Ведренко
Юрий Сергеевич Васильев. Фото: Валерий Ведренко, Воронча, 2008

- Юрий Сергеевич, я вас пригласил на Кальварию не случайно. На мой взгляд, это единственное место в Минске, где можно почувствовать, что в нашем городе было что-то и до советской власти.

- К сожалению, Минск потерял своё лицо, стал ближе к Москве и дальше от Европы. Появились широченные проспекты. И очарование провинциального города ушло. А столичного – не пришло. То же самое и с культурой.

- Я недавно видел кадры разрушенной Варшавы и видел кадры разрушенного Минска. И они ничем друг от друга не отличаются. Нам всегда показывают неясные кадры с вертолета, месиво. А если присмотреться внимательно и спокойно, то видно, что стены-то стоят! Структура города есть! В Варшаве все восстановили. Почему у нас такая коротая память? Вы же знаете, что на Кальварии похоронен Лев Дашкевич.

- Дашкевич… Кто бы хоть раз спросил, кто такой Булгак. История, белорусской фотографии уже очень большая.
Что такое Булгак, Дашкевич, Бенедикт Тышкевич? В Слуцке был фотограф Самир Юхнов… Это нечто непостижимое! Надо писать монографии, статьи по каждому автору… А это все требует образования! Вот я гоняюсь за Булгаком... это моя любовь и боль. Я знаю, что ничего дельного я написать не могу. Я не подготовлен! Образование должно быть гуманитарным!

Булгак только родился, а Бенедикт Тышкевич уже имел выставки за рубежом! Мне было непонятно, откуда в Беларуси – постоянно изобразительная фотография. «Пилят» фотографы одни листочки, цветочки... Ведь у Булгака этого не было.
Тышкевича работ сохранилось мало, но там есть люди, социальная фотография. Надо было Булгака искать, а мы искали капельки на веточках и снимали. Надо было сохранить в памяти Немигу…

На фотографию в Беларуси как какая-то болезнь напала. Пишут ученые диссертации, высасывают темы из пальца. А тут же уйма материала по фотографии! От 1850 года и до наших дней. Прушинский открыл на Францисканской улице (ныне Ленина) фотомастерскую.

А.Прушинский «Мама Роза», 1858 год
А.Прушинский, «Мама Роза», 1858 год

В 1850 году!!! А самая старая фотокарточка – 1858 года. А до прошлого года это был 1863 год. 13 лет от открытия до сохранившейся карточки. Что же этот человек делал 13 лет? Не может быть, что не делал ничего.  Из книжки в книжку пишут одно и то же! Узнать и проанализировать - это разве не тема для диссертации? Нет ни одного критика-искусствоведа, который действительно взялся бы за фотографию. Напасть какая-то... Вот был бы издатель, рискнул и начал выпускать какую-нибудь библиотечку истории белорусской фотографии… Но это должен быть не просто издатель. Это должен быть тот, кто в это верит! А не просто кидается – вот это я издам, вот то я издам. Тот, кто поверит в силу фотографии.

В Литве… Для них интересно передать мне книгу в подарок. И они знают, что я не под кровать ее положу, а что у меня ее посмотрит много народу. Мацияускас снимал ветеринарные клиники. Он снимал свой народ, свой быт. Это останется в веках. А вот то, что мы наснимали, это мнимая красота, сиюминутная. Фотография – это то, под чем можно поставить год и место. Время и место.

- Я когда посмотрел Булгака, Дашкевича, сравнил даты их жизни. Почти ровесники! А какие разные судьбы!

-  Булгак выбрал профессию фотографа и ни на йоту от нее не отступал. Правда, великолепно писал и прозу, и теорию фотографии. А Дашкевич чем только не занимался. Я могу сравнить и свою судьбу с ним...

- Она похожа и на судьбы большинства наших фотографов...

- Это фотолюбительство. Когда жизнь прижимала – он что-то новое осваивал. Но вместе с тем для ВДНХ он сделал 400 фотографий! В том числе чисто этнографических.

Сохранившееся наследие Булгака, которое поляки выставили в 2007 году, оценивалось почти в 1000 экземпляров фотографий, напечатанных на бумаге.

Литовцы в десяти залах  художественного музея разместили 460 листов. Масса погибла. Но 10 000 стёкол-негативов хранит один только университетский архив.

- А давайте попробуем сравнить Булгака и Дашкевича.

- Я думаю, что Дашкевич пошел дальше как фотограф. Булгак сделал много одинакового. Он сел на одного конька. Хороший свет, мягкая оптика, элитное освещение. Таких фотографий очень много. Его классифицируют как этнографа. Он снимал Нарочь, Гродно, Клецк. Это чисто этнографическая съемка. Конечно, он художественно снимал. Он великолепный мастер. И как художник был оценен современниками на многих выставках. А Дашкевич – уже более социальный.

- Скажите, вот Булгак уехал. А перед Дашкевичем стоял такой вопрос?

- Он был очень привязан к матери, к дому... Вроде таких попыток не делал. Булгак всю жизнь убегал от советской власти. И благодаря этому сохранился. Ценность Булгака – не только в том, что он сделал. Он это все описал в своих трудах. «Эстетика фотографии», «Эстетика света»... Девять  работ, две крупные.

Воронча. Могилы рода Булгаков. Фото: Валерий Ведренко, 2008 год
Воронча. Могилы рода Булгаков. Фото: Валерий Ведренко, 2008 год

Мы все время кричим, Булгак тоже наш. Он будет тогда наш, когда его книги появятся у нас в библиотеках. И любой мальчишка сможет прийти, взять эту книгу и все это изучить. Это полноценные книги! Литовцы все это перевели на свой язык. Им это надо. Это их история. Это их культура.

От Дашкевича остались только фотографии. Случайно!!! В остальном он понадеялся на государство, на власть, которой служил.

- По его биографии кажется, что он просто выживал.

- Конечно. Он сидел в НКВД, крутился крепко.

- Ближе к современности. Почему нет единства среди наших фотографов?

- Не знаю. Специфика нации, наверное. Я здесь начинал работать как инженер. И я работал на промышленной выставке в Сокольниках в Москве. Жили все в одном месте, в гостинице на ВДНХ. Там был весь Советский Союз. Но одна команда сидела неприкасаемой – Минск-32. К ним нельзя было подойти, поговорить. И было очень стыдно. Может, гонор как черта национального характера… Что-то от поляков… И сейчас, послушай ТВ: все самое лучшее у нас. И певцы, и фильмы, и даже хирурги… 

- Когда был Клуб «Мiнск» времен «Фотографики», чувствовалось, что фотографы были объединены...


- Гордились, что они состоят в этом Клубе. «Фотографика» - это явление! Был бюджет, профсоюзы поддерживали. Бумага, призы, почтовые расходы, командировки, помещение, аренда залов. «Фотографика» всегда была в самых лучших залах… Пример. В химии были алхимики. Которые внешними воздействиями пытались изменить структуру вещества. Для развития химии они не дали ничего. С точки зрения развития химиков – шаг большой сделан: манипуляции, познания через опыт.

Кижи. Фото: Ю. С. Васильев, 1972 год
«Кижи». Фото: Ю. С. Васильев, 1972 год

Кижи. Фото: Ю. С. Васильев, 1972 год
«Кижи». Фото: Ю. С. Васильев, 1972 год

Кижи. Фото: Ю. С. Васильев, 1972 год
«Кижи». Фото: Ю. С. Васильев, 1972 год

Кижи. Фото: Ю. С. Васильев, 1972 год
«Кижи». Фото: Ю. С. Васильев, 1972 год

Вот примерно такое влияние оказала «Фотографика». Это боковая ветвь в фотографии. «Фотографика» строилась на репортажной основе и динамических моментах, но потом все это «собиралось» в единую картину. Сейчас это делают на компьютере, а тогда – под увеличителями.

С точки зрения работы с материалом, цветным и черно-белым, псевдосоляризация и псевдорельефы, изогелия и прочее – она дала очень многое. Фотографы стали более искусными в обращении со светочувствительными материалами, с композиционными построениями и т.д.

Второе – Минск был поставлен этими выставками на карту фотографической жизни страны СССР как минимум на десять лет. Из «Фотографики» выросло целое поколение фотографов в том числе и  Лобко, и Федоренко, и Кожемякин, и Щукин... «Фотографику» мы делали с Женей Козюлей. В 1971 году он с женой поехал в Прибалтику и в фотоклубах оставлял приглашения на нашу выставку... Пришло много работ! А бывало, что приходило до 5000 работ, а показать могли ну разве что 300... Уровень! И Лобко «Фотографика» крепко зацепила. Он пришел в клуб в 1972 году студентом пятого курса. А в 1973 году уже участвовал в создании очередной выставки.

- А возможно повторение «Фотографики»?

- Конечно! Только идея должна быть. Почему «Фотографика» прозвучала? Ты заметил, что в основном изобразительная фотография в Беларуси? И «Фотографика» на эту почву попала.

- Как Валерий Дмитриевич Лобко стал лидером?

- Он лидером в Клубе поздно стал. И стал, как я думаю, случайно. А может и не случайно, может он это лелеял. Он одаренный человек! За что бы ни брался, всегда был результат. Лобко пришел с прекрасными портретами. Он не изобретал проявителей... Это все просто старые рецепты. Сергей Кочергин находит их сейчас в старой литературе. Но еще раз говорю – он одаренный человек.

В подтверждение слов – Толе Дудкину подарили «Конику». Он поснимал с полгода и фотоаппарат сломался. Валера говорит, приноси, мол, посмотрю. Разобрал полностью, собрал, и аппарат заработал.

Увлекся он кактусами и - написал книжку. Если бы он собаками увлекся, он бы про них написал. Это такой тип людей, это учитель. Он лидером стал только тогда, когда стал преподавать.

Фотография стала более сложной, интересной, изобразительной. И мы начали бурчать – Клуб хиреет, люди приходят случайные. И вот кому-то пришла в голову мысль – надо учить, чтобы была «свежая кровь». А раз нет институтов, нет факультетов, надо самим делать учебные группы. Первую группу взялся делать Михаил Жилинский. И обжегся.

А Валера довел дело до конца и выпустил эту первую группу. Потом Валерий решил (и это определило его судьбу), что надо брать не тех, кто что-то умеет в фотографии, а тех, кто генерирует идеи. Технике можно научить за месяц, а видению не научишь и за годы.

Он составил анкету из 50 вопросов. И ни одного про фотографию! Куда ходите, каких режиссеров знаете, какие книжки читаете и т.п. Я сначала улыбался, потом понял – он делает все правильно. И тут он почувствовал, что к нему люди тянутся. Он никогда не повышал голос. Я мог сорваться... А он нет, никогда... И у Валерия собралась группа, попались одаренные... Кожемякин, Шахлевич, Москалева, Парфенок…

- Они и сделали поход на Запад?..

- Они начали делать новую фотографию. Мы хотели получить эту «новую кровь». А когда они принесли работы – мы не узнали то, что хотели увидеть. Вот такая метаморфоза произошла. Они сделали большой шаг сразу. Не было промежутка... О фотографии и речи не шло. Шла речь о философии, об искусстве... Их не сразу поняли. И тогда образовался клуб «Провинция».

- На базе...

- Учебных групп... Вначале приходили в подвал, потом они нашли другое место... Мы немного поссорились.  Что произошло? Чтобы они занимались, был организован учебный процесс. Ездили в командировки. В Вильнюс, в Общество фотоискусства. А потом они начали «поливать» Клуб. В итоге мы и разошлись. В 89-м году началась организация первого Союза. Валерий выиграл у меня два голоса при общем голосовании. Союз развалился. Слава Богу, без нас. Нас всех отстранили. Козюля, я, Бутра - мы никуда не попали. Неудачно выбрали Гончаренко председателем художественного совета... Он за полтора года принял в члены только одного человека.

Такие требования предъявлял! Как для себя… Кто-то остыл, у кого-то перестало получаться. И осталось шесть - семь человек.

Лобко хотел создать элитный союз. Но для выборов у него голосов хватило, а для функционирования Союза этих голосов было недостаточно. Само по себе это неплохое дело, но не в Беларуси это делать.  А меня «предали» самые близкие люди: Федоренко, Гончаренко и Дудкин. И этим спасли меня. Союз было неуберечь с любым председателем. Вины Лобко в его распаде нет. А вот свою работу я должен был бы оставить.

- Что значит предали?

- Проголосовали за Валерия. Я должен был бросить свою основную работу, – это было требование Устава.

- И зарплату платили бы?

- Из каких денег? Ну вот... Валерий на это и наткнулся. Бросил филологию. Стал председателем Клуба. Начал заниматься компьютерными делами... И видит, что в фотографии у него не ахти, что получается... В итоге, постепенно отошел от этого дела. И на звонки не отвечал. Потом вернулся к студиям в Академии, потом его пригласили в ЕГУ. Как преподаватель он очень интересный человек.

Когда начал распадаться Советский Союз, Запад активно заинтересовался неангажированной фотографией. Показывайте, что у вас есть. Ребята съездили в Данию, Финляндию, в Америке было несколько выставок. К ним примкнул Савченко. Елизарович, Павлюць, Качан с Залужным... Человек 13-15 сделали выставку и возили ее везде. Мы туда уже не попали.

- Вот ребята съездили. У них, по крайней мере, есть этот Манифест. Но. После успеха – что?

- Шахлевич и Москалева уехали в Москву, они поняли, что здесь фотографии как таковой быть не может. Савченко, Парфенок, Кожемякин остались здесь. Гарус остался здесь, но он не делает фотографий. Елизарович имел свою группу «Панорама». Туда входили Колтович, Седых, Павлюць... Тоже семь-восемь человек. В основном это ученики Лобко. На это поколение были большие надежды.

- Какова дальнейшая творческая судьба этих людей? Вы можете прокомментировать?

- Они посчитали, что они все сделали. Это ошибка. Савченко даже фотоаппарат на какое-то время бросил. Он самобытный художник, его сложно назвать фотографом. Кожемякин – тоже непонятно... Фотограф должен все время работать! Это же профессия...

Вот Вадим Качан... У него абсолютное чувство формы. Он из ничего делает фотографию. Вот какие-то ступеньки. Что-то раз, раз, раз... При этом все соразмерно. Формальное решение – безукоризненно. И особенно он был хорош в старых фотографиях. Даже в монтаже. О чем жалею – Качан не был на «Фотографике».

Володя Парфенок… Я думаю, это наиболее живучая ветвь с этого дерева.

- В плане творческом или организационном?

- Он организованный человек. Человек принципиальный. Он знает, что бы хотел делать и делает только это. Никаких компромиссов. Да, тяжелый человек... Но легких путей у нас нет. Был на просмотре Школы фотографии, где он работает. Вот это мой оптимизм. Это должно жить. Это больше, чем Лобко на сегодняшний день. Это два года обучения. 4 семестра, 4 уровня. Это проекты, и они постоянно обновляются. Идет серьезное обсуждение...

Это не Фотоклуб. Хочу делаю, хочу не делаю. У Шинкаренко – это школа. Как правило, среди учителей находятся люди, которые сами не все могут сделать и, как правило, мало что сделали. Это не только в фотографии.

- Совершенно верно. Я собирался поступать во ВГИК, и мне стало интересно – кто там преподает. Это еще 70 годы. Когда  получил информацию, я там почти ни одной знакомой фамилии не нашел. А школа была хорошая!

- Это сейчас преподают все. А тогда – работали. Головня, Иоффе... Это фундамент классической фотографии!

- Вы активно посещаете фотографические выставки.... И вы имеете представление о современной фотографии, цифровой. Попробуйте поразмышлять на тему: сравнить три поколения фотографов. Свое, поколение Лобко и новое. Что между ними общего, и какая разница между ними? Что нравится? Что раздражает?

- Общее – изобразительная фотография. Картинная фотография. У Булгака это было. Фотоклуб – пикториальная фотография. Валерий Лобко с портретами. А потом концептуальная пошла фотография.

Лобко – это чисто авторская фотография, она вся построена на основе концепции. А искусство концептуальное – неинтересно. Искусство должно быть чувственное. Или концепция должна быть другая. Что было трудно для Лобко? То, что мы делали – было понятно зрителю. А они приносили достаточно сложные для прочтения фотографии... Эта фотография до сих пор не получила прописки. До сих пор.

У тех людей, от которых зависит издание книг, всевозможные мероприятия... Для них это очень далекая фотография. Она тяжело приживается. Нельзя стать народным художником в своей стране, выставляясь в Дании. Это функция местного характера. Валерию было трудно. Я могу это понять.

- А о новых фотографах?

- А молодые... Все очень просто. Фотография состоит из двух частей: что и как. Идея и форма. Форма и содержание. Они все переплетены всегда. И никто не переубедит меня в обратном. Так развивается это искусство. Если ты придумал содержание – подбери к ней форму. Она должна соответствовать.

- У вас изменилось отношение к «цифре»?

- «Цифра», безусловно, победит. Нет столько серебра на свете, чтобы была та, старая фотография. Это два разных изображения. Радует, что много успехов в цифре есть. Много, к сожалению, есть и проколов. Я думаю, что у фотографов неправильное мышление – вот я сейчас поснимаю, а потом то, что надо – исправлю в компьютере. Не бывает так. Фотография, в отличие, от других видов творчества, это две ступени процесса: съемка и переживания, которые надо перевести на изображение.

Фотограф – это переносчик этого изображения. Он делится своими впечатлениями с помощью фотографии. Фотография должна быть легкой.

- Для меня это спорный момент. Поясните, пожалуйста, какой смысл вы вкладываете в слово «лёгкая»?

- Она должна быть естественной... Фотограф не должен потеть, как это делают на «Фотофорумах». Съемки, девушки, вентиляторы... Да не фотография это. Фотография – это жизнь, которая происходит здесь и сейчас.

- А Мацияускас?.. Вы можете назвать его фотографию легкой?


- Да. Для него это было очевидным. И это было ему понятным. Литовцы, вся их фотография, произошла от «лесных братьев». Они хотели сохранить родину. Они не верили, что Союз может распасться. И они задались целью – сделать срез времени своего поколения. Как они выглядели? Как жили? Что делали?

- А у нас?

- Одни пробелы. Вот Клубу – 50 лет. Пытаемся сделать какой-то буклетик, чтобы зафиксировать его историю. Один из старейших фотоклубов в Союзе! Литовцы кстати подняли вопрос о возобновлении фотолюбительства. Обратились к нему снова. Питательная среда! Она способствует возникновению авторов. И второе – вернулись к русскому языку. В книгах появились русские надписи. В школах – по желанию русский язык.

- Все-таки, с легкостью в фотографии мне не совсем ясно...

- Не вымученной должна быть фотография!

-  Теперь понятнее.
А вот скажите, пожалуйста, личная жизнь для творческого человека. Это помощь или препятствие?


- У меня вторая семья. И «благодаря» фотографии, первую семью я потерял. Что раньше была фотография? Ну, хорошо, у кого-то была мастерская... А я приходил с работы домой... Поел и пару часов надо поспать. Потом просыпаешься, детей укладываешь, ставишь увеличитель на стол в кухне и начинаешь печатать карточки. И не дай Бог, пошло! В седьмом часу утра вспоминаешь, что тебе надо на работу.

Сын. Ясная Поляна. Фото: Ю. С. Васильев, 1972 год
«Сын. Ясная Поляна». Фото: Ю. С. Васильев, 1972 год

А что такое, когда пошло? Ты же не уснешь. Все колотится внутри. Хочется и дальше, и дальше... И вот кому это понравится? В маленькой квартире... Я был очень аккуратным, все убирал всегда... Жена подруге своей сказала – лучше бы он водку пил. Эту семью я потерял.

- Фотография была основной причиной?

Оля. Фото: Ю. С. Васильев, 1989 год
«Оля». Фото: Ю. С. Васильев, 1989 год

- Нет. Было много непонимания. А вот с Олей... Она сама творческий человек. Буклет она помогала мне делать. Она здравый человек, останавливала от дешевых залетов. Это нужно. Особенно непрофессионалу. Я это очень ценю.

Кроме семьи я еще вот что потерял. Я отказался от готовой диссертации! Сдал все минимумы, у меня были изобретения. Но я понял, что это никому не надо. А фотография – нужна! В Вильнюсе книгу делали. Звонит Суткус и просит срочно собрать фотографии. А что такое собрать? Это объездить всю республику. Что-то собираю, беру отгулы, перекладными еду туда. И привожу эти фотографии. Они вошли в книгу. Ее издали немцы. Или когда «Янтарный край» делался в Литве, Суткус Беларусь приглашал четвертой республикой. Такое было к нам отношение! Приглашали и в жюри... Что такое уехать в жюри? Надо все бросить и ехать туда. Надо собрать коллекцию фотографии. И о какой моей личной фотографии может идти речь, когда республика должна быть представлена?

- Все творческие объединения всегда страдают одним и тем же – отсутствием лидера без крутых творческих амбиций. Который знает тему, материал, но себя продвинуть – для него дело не первое. Так вот куда не кинь – у композиторов, писателей, художников – дефицит такой личности.

- Если бы я был профессионалом, не факт, что я бы этим занимался.

- Ваша общественная деятельность может быть даже и важнее, чем ваша творческая?

- Но я жалею, что себе уделял мало внимания. Наверное, я был готов для более серьезной работы... Не знаю... Я очень люблю делать фотографии. А мало сделал. В фотографии нельзя так, как я.

А теперь вообще нельзя. Она стала настолько массовой... И из этой массовости надо выделяться, выходить на другой уровень. А это возможно только при постоянной работе. Фотолюбительство не дает больших результатов.

И таких примеров много. Борис Михайлов, Володя Филонов, Виталий Бутырин, Бинде... Они потом научились и деньги зарабатывать на фотографии... Но они сделали этот шаг. Я не мог сделать такого шага. По семейным обстоятельствам.

- Получается, никем другим вы стать и не могли.

- Сына я бросить не мог.

- Наверное, как никому, Вам повезло со знакомыми.

- В Литве – все. Тугалев, Михайловский, Баладис. В Латвии - Гунар Бинде, Спурис. Спурис - рижский фотограф, сильнее всех на меня повлиял. Хотелось бы считать его своим учителем. Но боюсь, что я просто его не достоин. Алексей Перевозчиков, Гаранин...

Посчастливилось познакомиться с польским графиком Эдвардом Хартвигом в конце его жизни. Володя Филонов, Роман Баран – это Украина. С Михайловым, Малеванным был лично знаком.

- Как вам творчество Михайлова?

- Это не мое, честно говоря. Он очень смелый человек. Его Валерий Лобко очень любил. С Виталием  Бутыриным дружим уже не знаю сколько лет. Это не значит, что я поклонник его монтажей...

- А что он сейчас делает?

- В очень тяжелом состоянии, он болен. Когда он в Минск приезжал, мы жили в Клубе. Ему в Беларуси сделали очень сложную операцию в 81-м году.

Он делает только монтажи. А что такое монтажи? Он снимал тысячу фотографий! Формат, освещение, поворот, масштаб – это все надо соединять. И он репортажно снимал множество работ. Я ему предлагал сделать выставку таких работ. Тысячи негативов! Наверное, теперь не сделает...

- Он и до последнего времени делал такие монтажи?

- Нового он давно уже не делает...

- Цифра – это для него!

- Есть вещи, которые свойственны поколению, Сейчас Сергей Кочергин сделал прекрасные работы, По смыслу - пикториальная фотография. Не придерешься. Но нельзя вернуть ту фотографию. Я рад за него, но нельзя. А у него – была такая мечта. И что ты ему скажешь.

- А можете кого-нибудь назвать, кто был действительно талантлив, но не сложилось?

- Мало сделал фотографий Лобко. Не реализовал себя Драчев. С хорошим мышлением. Володя Нехайчик не доделал многие вещи. Самобытный, проникновенный. Михаил Жилинский только начал по настоящему подниматься, и вот болезнь… 42 года...

А. Дудкин. Фото: Ю. С. Васильев, 1984 год
А. Дудкин. Фото: Ю. С. Васильев, 1984 год

М. Жилинский . Фото: Ю. С. Васильев, 1985 год
М. Жилинский . Фото: Ю. С. Васильев, 1985 год

Толя Дудкин – хороший фотограф. Бутра – всю боль на себя потянул. Мы как-то приехали на пленер в Мир. Все стоят, смотрят. А я пошел пиво попить. Честно. Света не было, состояния не было. Стены как-то снимать не хотелось... И боковым зрением вижу, из костела – выносят гроб. Бутра стоит – снимает. Вся боль, если где-то что-то происходит – там Бутра.

Сергей Брушко... В то время, когда он  творил, его работы нельзя же было показывать. При том он был корреспондентом. Ему всегда могли сказать: «Зачем? Мы хорошо живем... Вот это и показывай». Я помню, в Минске ходил трамвай, который был обклеен его фотографиями. Снимков тридцать-сорок. Я специально ходил смотреть, садился в этот трамвай и катался по кругу...

- Юрий Сергеевич, почему история белорусской фотографии не написана по сей день?

- Причин много. Во-первых, это серьезное дело. Она не очевидна! Это требует подключения людей с определенным видом образования, культуры, эстетики. Таких людей в Беларуси и не находится. Как нет фотокритики, как нет фотоискусствоведения, как нет высшего образования по фотографии. Это все взаимосвязанные вещи.

- Под силу ли написание истории одному человеку?

- Нет! Это должен быть коллектив, который занимается этим вопросом.
Таких нет. Ни в Академии, ни в других институтах, где разрабатывается чисто история. Больше всех в этом вопросе продвинулся Национальный музей истории и культуры Беларуси. Вот там появился человек, заинтересованный в этих вопросах. Надежда Ивановна Савченко. Она сейчас собрала самый большой и самый выверенный материал по фотографии

- Может ей как-то помогать?

- Все мое окружение так и делает. Как только приходит какая-то весточка, Надежда Ивановна первая, с кем мы делимся. В августе будет написан первый том антологии белорусской фотографии. И для его издания мы ищем деньги. Это не история. Но это большой шаг. Собраны персоналии, оставшиеся фотоснимки, проведен анализ событий. Но это еще альбом, фактически – визуальный материал..

История – это живой организм. Нельзя написать и остановиться. Мы лукавим, что уже все собрали. Много материала потеряно безвозвратно. Много материала утаивается! Достаточно сказать, что Беларусь была местом, где оседло жил такой даровитый народ как евреи. Фотография – это их профессия! Вот знаем, что в Слуцке был Самир Юхнов…

- А в Давид-Городке какой был фотограф!

- Загадок в белорусской фотографии – огромное количество! У Радзивиллов был фотограф! Итальянского происхождения… Он подписывался только именем. В Несвиже хранятся фотографии. Мы приехали туда насчет Булгака, а мне показывают фотографии того фотографа и спрашивают: «А вот его Вы не знаете?».

Сейчас история создается просто на энтузиазме. Мне стыдно и горько, что это так.

- Юрий Сергеевич, Вы были в Школе фотографии, и Вам там понравилось. А какие перспективы, по-Вашему, есть у тех людей, которые успешно завершают эту школу? Что они будут делать дальше?

- На сегодняшний день, я тоже не знаю, какие перспективы. Должны появиться очень серьезные предложения. Несколько фотографов у нас работает. И они и отвечают на все предложения. Но их мало. По этой причине не организуются группы фотографов в Академии. Как только мы начнем обучать фотографии, студент скажет – а мне нужна работа! Он затратил время, а мог бы стать юристом... Закончил – а работы нет.

- Это самая главная проблема!

- Проблема вот еще в чем, фотография не перестает быть любительской. Когда фотограф выполняет задачу и получает деньги, он сам себя кормит. Это мог позволить себе Адамс, например. Он работал в национальном парке. И  добросовестно его снимал. Но вместе с этим он снимал и для себя. И как художник, он состоялся именно как работник Национального парка.

- Может в Ботанический сад?

- На самом деле сфер применения много. Но эти сферы должны возникнуть у государства. Мы очень много говорим о туризме. Это в первую очередь! Вот Беловежская пуща получает статус... На сегодняшний день фотограф практически потерял места, где раньше работал. Архитектурные и проектные институты, тот же аэропорт, где были слежения... Там была большая фотолаборатория. Это все ушло, и ничего не добавилось. Поэтому мы видим бездарные кривые открытки. То, что труд фотографа нужен – это очевидно. То, что он не востребован – это тоже очевидно. И это проблема.

- На днях я смотрел фильм «Дух фотографии», BBC. Говорят серьезные фотографы. И они говорят, что по итогам проекта обязательно выходит книга. Это норма! Находят издателя, у него своя сеть...

- Та же проблема – у них есть востребованность этой книги! Ее же надо не просто сделать, но и продать. А чтобы продать, нужен читатель, потребитель.

- А здесь его нет! И не будет еще очень долго! Здесь ее купят, купят сами ребята, знакомые, родственники... Полтиража купят. Все остальное не купят. Надо и Парфенку, и Шинкаренко подумать, что делать с выпускниками. Им надо придумать следующий ход. Хотя бы для лучших...

- Точно также прибалты. Суткус, Ракаускас, Пожарскис, Кунчус, Бутырин... У них у всех книги... И не по одной книге! Есть сборные альбомы, есть авторские каталоги. И находятся издатели!

- И находятся покупатели...

- В этой республике, в которой живет почти два с половиной миллиона человек, -  находятся. Очень много художественных школ! Они воспитывают личность, восприимчивую к отражению жизни, к отражению прекрасного! Ведь что такое фотография? В первую очередь жизнь!

- Литовцы  ориентируются на внутренний рынок?


- Уже нет. У них если издается книга, то на трех языках – литовском, английском, русском.

- Мы много говорили о «Фотографике». Вы сказали, что она себя изжила...

- Точнее - выполнила свою задачу.

- Мне это показалось сначала логичным, а с другой стороны – неправильным, что здесь получилось по-советски. Вершину взяли, флаг поставили, а дальше всю жизнь гордимся. В чем сила традиции? В том, что она существует независимо от взлётов и падений.

- Мы говорили, что традиция изобразительной фотографии в Беларуси продолжается... Я вопрос понял... Что можно сказать – флаг в руки! Вы хотите, чтобы Козюля и Васильев снова это начали делать?

На самом деле это не так. «Фотографика» занимала наши головы десять лет. Поколение 1971 - 81 годов. В 81м году была самая сильная коллекция. И мы вовремя остановились. К 150-летию фотографии мы сделали попытку реанимировать «Фотографику», и в 1989 году такая выставка состоялась. Уже тогда стало ясно, что в нашу жизнь приходит другая фотография. Фотография другого поколения. Теперь различие обнажилось окончательно. Если раньше «Фотографика» была магией, ритуалом, то теперь это стандартная процедура фотошопа.

- Ведь за время «Фотографики», сколько было наработано связей, личных, клубных отношений... И это все в момент исчезло. Я не вижу никаких связей с тем временем!

- Причин много. Я думал об этом. Раньше это было фотолюбительство. И были группы, клубы и т.д. Сейчас все резко стали мастерами, авторами, индивидуалистами... Фотографами! Это правильно. К этому дело шло.

- А для себя, вы никогда не хотели сделать выставку «Фотографика. Итоги»?


- Сначала было желание, но нет. «Фотографики» того времени уже не будет. Сейчас она совсем другая. Совсем другая!

- Мне кажется, это было бы всем интересно.

- Нет. Каждому фрукту свое время.

- Давайте поразмышляем на тему: что удалось Вам и о чем Вы сожалеете? Что могло случиться, но не случилось?

- Я думал, что фотографический бум в Беларуси перерастет во что-то большее. В десятимиллионной стране. Но не произошло этого.

- Может, он еще не кончился?


- Нет, он не кончился. Но фотография живёт в отрыве от общества. Я имею в виду средства массовой информации, министерства, издательства. И лучшие фотографы, и лучшие журналисты работают не на Беларусь. «Советской Белоруссии» не нужна фотография. На моем веку двумя лучшими газетами были – «Вечерний Минск» периода Анатолия Кудрявцева и Николая Бондарика. Это была столичная газета, вечерняя... Пятничный номер нельзя было купить. Не потому, что там была программа телепередач, а потому что там был репортаж Бондарика с подачей Кудрявцева. И второй газетой была «Голос Радзiмы». Там работал Козюля. Его туда пригласили из Клуба! Она была изобразительно красивая! «Знамя Юности» была неплохой, когда там Драчев что-то делал...

Жалею, что не состоялись Клубы. С нашей стороны тоже были ошибки. Надо было больше вовлекать людей, от которых реально что-то зависит. Фотография ведь делается не только для фотографов. Это окно в мир, который мы открываем, в том числе и нашей республике.

Хозяйка. Фото: Ю. С. Васильев, 1985 год
«Хозяйка». Фото: Ю. С. Васильев, 1985 год

А фотографы брили трактористов, одевали красные платочки дояркам… Хотелось, чтобы девочки были нарядными и веселыми. Но они выходили с работы и валились с ног от усталости! А вот этого никто и не показывал. Больше всего в этом отношении удалось литовцам, показать свою республику разноплановой. Они показывали – вот мы такие. От земли, от лошади, умеем пахать, сыр делать…

- Ваши любимые фотографии – одна своя и одна кого угодно. Те, которые вам дороги…

- Непосильная задача... Вспоминается очень много. Уже о фотографиях говорить сложно. Говорят, как правило, об авторах.

- Но что-то у вас на стенках висит...

- Ну да... С «Фотографики» висят Кижи. Это мое детство. И я думаю, что это моя удача. Я оформил эти картинки, и они бывают на каких-то выставках. Теперь висит Браслав, старый млын.

Стары млын. Браслаўшчына. Фото: Ю. С. Васильев, 2006 год
«Стары млын. Браслаўшчына». Фото: Ю. С. Васильев, 2006 год

- А что-нибудь чужое?

- Чужое... Бутырин... Фотографий у меня в голове много, которые нравятся... Что-то одно выделить не могу. Спуриса работы перед глазами стоят, как он их показывал, рассказывал о них. Дудкин Анатолий... Тут и нарочанские вдовы... Мы вместе ездили... Володя Нехайчик, Женя Казюля... Прекрасную карточку сделал мне Игорь Савченко. Много, очень много работ!

Из зарубежных... Я люблю Роберта Франка. Особенно в последнее время. Люблю Адамса. Во мне сидит больше изобразительного, чем острого и социального. Это моя эпоха. И я не хочу себя переделывать.

Лошица. Фото: Ю. С. Васильев, 2005 год
«Лошица». Фото: Ю. С. Васильев, 2005 год

- В фильме ВВС акцент  на социальной фотографии…

- Это правильно. Фотография дает срез времени, который связан с его социальным состоянием. Вот я сейчас могу поехать и сделать точно такие же Кижи. А жизнь там изменилась. Хотел бы я этого или нет. Жизнь изменилась.

- Тут есть принципиальный момент. Фотография не как искусство, а как материал для научных исследований?..

Ю. С. Васильев в галерее «Мир фото». Фото: В. Ведренко
Ю. С. Васильев в галерее «Мир фото». Фото: В. Ведренко

- Это и есть искусство фотографии. Этот социальный срез. Самая главная задача! Да, я любуюсь многими работами как произведениями пластики… Но это как дерево растет с ветками – это одна из веточек. А ствол – это социальная фотография. Жизнь людей. Жизнь человеков...

- Спасибо за встречу, Юрий Сергеевич. Вы нам нужны!

Беседовал: Валерий Ведренко