Виктор Гончаренко: «Я не собираюсь никого учить…»

Знакомясь с жизнью и творчеством наших признанных фотографов, нетрудно заметить, что многие из них мечтали стать художниками. Одним из самых ярких представителей фотографов такого типа является Виктор Павлович Гончаренко. Фигура незаурядная, независимая и противоречивая. Своими воспоминаниями делятся друзья и родные фотохудожника.

Из цикла «Встречи с легендами»



Из цикла «Встречи с легендами».

Из беседы с Евгением Козюлей

- Это был очень экспрессивный человек.
И смерть его была с этим связана.
Он не воспринимал все равнодушно.
Напротив - очень напряженно.
Он видел, что кругом очень много неправды.
Ему обещали издание альбома его работ,
он подготовил диски, а в итоге - диски пропали.
Не исключено, что они где-то всплывут и даже под другим именем.
Он, конечно, был интересен тем, что он был наиболее подготовленным…
Его ниша - это фотомонтаж.
Я даже не могу сегодня назвать кого-то другого,
кто бы так успешно использовал его в фотографии.
Можно было с ним не соглашаться, где-то он, возможно, перебарщивал…
Но это его авторский подход.
Это был человек с большой фантазией.
И то, что он делал, делал в одиночку.
Взять современных, к примеру. Щукин - он работает в команде.
У него стилист, постановщик.
В его проектах всегда перечисляется  несколько человек.
Гончаренко работал один. Искал, придумывал и собирал антураж.
Все сам. Хорошо это или плохо - не знаю.
Это просто 100% авторская работа.
Мне он особенно интересен в черно-белой фотографии.
Последняя выставка, которую он сделал, уже была не так привлекательна.
Было много кричащего цвета, где-то он потерял чувство меры.
Чувство цвета - это не каждому дано!

Из беседы с Виктором Бутрой

- Мы больше года в Витебске с Виктором прожили…
Снимали вместе, встречались, вели кружок.
Образовалась такая группа - Виктор Гончаренко, Миша Шмерлинд,
Таня Рудич и я.
Потом Виктора перевели в «Витебский рабочий» корреспондентом.
А он продолжал снимать обнаженную натуру…
Один раз в редакции, он проявил и повесил сушиться 3 пленки.
Пришел его напарник и позвонил в обком партии.
«А вы знаете, что ваш хваленый Гончаренко голых баб снимает?».
Ну и в ближайшие же полчаса пришла комиссия в редакцию.
Посмотрели, да, действительно, на пленках - неодетые женщины.
Не поленились испачкаться, напечатали все.
И спасло Виктора тогда только то, что на всех негативах была его жена.
Естественно, отношений теплых с этим товарищем у него не получилось.
Господь судья тому ревнителю морали.
А Виктор поступил в Минске на журналистику в высшей партшколе.
И после этого закончилось все разводом, к сожалению.











-  А была особенность метода и взгляда на фотографию у Гончаренко?

- Он организовывал все.
Я не признавал постановочных кадров.
Моя задача - успеть снять и донести до зрителя то,
что я хотел сказать этим кадром.
А он наоборот, уже с самого начала снимал фрагменты,
а потом из этих фрагментов составлял коллажи, компонуя плоскость
теми элементами, которые он считал необходимым.
Первыми были его поздравительные открытки.
На листочек картона наклеены и фотография Тамары,
и тут же мог быть засушенный или сфотографированный цветок.
Еще фрагмент - из цветного картона или фольги.
И вот это монтировалось.

- Его уклон в постановочную, коллажную фотографию…
Это, по-Вашему, только внутренняя необходимость,
или он хотел быть модным?

- Этого я сказать не могу.
Но тяга у него к «сделать красиво» была.
Это с 63 года, с тех пор как мы знакомы. Уже тогда это было.
Должно быть красиво, гармонично.
В итоге, к 40-50 годам у него накопилось элементов,
фрагментов снятых несколько альбомов.
То, что он потом использовал.
Потом печатал негативы на нескольких увеличителях.
Печатает с одного негатива, тут же переносит планшет или раму под другой,
третий и так далее.
Но самое обидное то, что у него в этих заготовках,
в альбомах фотографии лучше, чем то,
что потом в качестве шедевров вывешивалось другими на выставках.
Человек снимал для себя как фрагмент гораздо более серьезно,
гораздо более законченно, чем участники выставок последних 10-15 лет.
Сейчас настолько они кажутся беспомощными и малоговорящими…
Пусть не обижаются, но…
Он к фрагментам относился гораздо строже,
чем сейчас люди к законченному изображению.

-  Сохранилось это где-нибудь?

- Это должно быть.
Во-первых, на его место пришел Юрий Плющев
в лабораторию Дома творчество на Гикало в Пушкинской библиотеке.
Они, по-моему, с женой Виктора, Людмилой Георгиевной, разбирали вместе.
Я туда после смерти Виктора не заходил.
Мы с Виктором работали буквально в 2 кварталах друг от друга.
Поэтому, забежать и посмотреть, как живется - в любой момент можно было.
Сначала я ходил к Дудкину, потом когда Дудкин умер - 
пришел туда Виктор Гончаренко, ну а когда Виктор умер, мне уже туда не хотелось. Просто ребята работали на износ.
Я не помню, что привело Виктора туда, в тот подвал.
Что заставило уйти из издательства.
Но вот почему-то он пришел туда, на копеечные заработки.
Но там он начал свои цветные монтажи делать.
Снимал он и рекламные вещи.
Может быть в расчете на то, что ему удастся,
будучи относительно свободным, делать больше того, чтобы он хотел делать.
И снимал он много.









Вот эти его композиции 2-3 последних выставок - это все снято там.
После каждой из этих выставок продавались только 2 работы.
Максимум - 3.
Естественно, что за такие деньги жить нельзя было.

-  На Ваш взгляд, в основе такого упорства, настойчивости - что лежит? Желание в люди пробиться? Или…

- Нет. Мне так кажется, что в первую очередь - это сказать что-то свое.

Из беседы с Аркадием Бирилко

- Виктор - мастер несбывшейся мечты.
Гончаренко появился к тому моменту, когда уже были фотохудожники,
которые начали делать серьезные монтажные композиции.
Определенному кругу зрителей его работы уже были не так интересны,
т.к. эти приемы уже были открыты.
Он открывал нечто новое для нас, но догонял их.
Все его творчество, на мой взгляд, по стандартным критериям оценки фотографического искусства, которые действовали на то время,
не получало достойной оценки только потому, что Гончаренко не был первым.
А первый - это всегда первый.
Он открывает дверь и туда идут все остальные.
Гончаренко открывал уже открытое.
Хотя делал отменные мастерские работы. Он был поклонником формы.
Содержание всех работ вкладывал в форму.
И бедность сюжетного материала, которому он не придавал значения,
его наказала.
У меня были календари Гончаренко, я вешал их на стенку.
Так вот, я вешаю на стенку работы.
И если они меня впечатляют каждый день - они висят.
Когда я повесил Гончаренко, через неделю я уже не мог на них смотреть. Эмоциональное воздействие формы очевидно.
А потом уже перестает действовать.
Нет идеи, которая бы волновала.
Была сделана ставка на формальные вещи, а это - неглубокий результат.









Помню очень показательный случай.
Мы ездили на семинар в Каунас,
посвященный какой-то дате в фотографии.
Там была выставка, мы повезли туда свои работы. В том числе и Виктор.
Когда там присуждали награды,
Гончаренко не получил то, что хотел.
А там были такие столпы, как Бутырин... Весь цвет современной фотографии.
Гончаренко мечтал и стремился, но не добрал.
У него было очень много художественных амбиций.
Но что-то он не осознал. Или не хотел осознавать.
Многие художники считают, что если работа сделана -  она совершенна.
Но всегда надо сопоставлять...
Если хочешь выставить - надо, по крайней мере, научиться делать то,
что делают первые.
И идти дальше.
В этом его творческая трагедия.
Фактически на сегодняшний день
ни одной хорошей выставки Гончаренко у нас не было.
Каждая работа была интересна по-своему.
Но жила недолго.

Из беседы с Дианой Шибковской

- Первая встреча, первое впечатление?

-  Это был 2001 год. Мы познакомились во время командировки,
куда я ездила от своей газеты.
Виктор Павлович тогда работал при областном центре народного творчества.
Первое впечатление - просто приятный человек.
Он чем-то зацепил. Фотографировал меня,
хотя в командировке была совсем не при параде.
Он спросил, была ли я моделью, хочу ли я попробовать.
Сказал, что у меня для этого есть все данные.
Восхищался моей красотой.
Сейчас я понимаю, что это обычный прием любого фотографа,
когда он хочет заполучить себе какую-либо модель,
особенно не на коммерческой основе.
После командировки пригласил к себе в мастерскую,
Когда я туда попала, в этот чудный маленький мир
с многочисленными полочками, с его работами -
вот там я погрузилась в творческую атмосферу и узнала,
кто, собственно, передо мной сидит.



Я была польщена его вниманием.
Он дал мне очень много рекомендаций,
которые я потом воплотила -  как краситься, стиль одежды…
Мы много беседовали, доверительно. Мне бы хотелось думать,
что во мне он нашел отождествление с дочерью.
Я писала статьи о нем, вступления к выставкам.
Мне кажется, что мне он говорил то, что мало кому говорил…

- Например?

- На мой личный взгляд - 
он женщину и любил, и ненавидел в какой-то мере.
Пытался изобразить ее и в красивом состоянии, и в уродливом.
Ерничал над женщиной! Мало, кто себе позволяет такое.









- Что  Вы думаете по этому поводу?

- Я немного увлекаюсь психологией.
Из наших разговоров знаю, что у него были сложные отношения с матерью.
Она его очень любила,  но видимо отягощала этой любовью.
Он  рано ушел от родителей, жил без поддержки.
Возможно, была другая женщина, которая его ранила.
О матери он нелестно отзывался…
В последние годы, насколько мне известно, они не общались.
У него был очень придирчивый вкус к женщинам.
Фотографы постоянно снимают женщин.
В какой-то момент это должно превратиться в простое наблюдение за женщинами.
И действительно, взгляд становится придирчивый.
И это есть у всех фотографов.
Видимо, со временем, что-то сокровенное в женщине для них теряется.

- А фотографии с Вашим участием сохранились?

- У меня их немного.
Это снято в разные периоды нашего общения.





Начинали просто с портретов. Какое-то время мы не общались.
Я вышла замуж, забеременела. Он позвонил, обрадовался моим изменениям.
Он хотел сделать целый цикл про беременных женщин.
Опять же, когда я была беременна -  меня многие суеверные отговаривали.
Но у меня не было ощущения, что съемки опошляют,
могут косвенно задеть моего ребенка. Это было доверие.
Когда оно есть -  можно творить чудеса.
Мы снимались, потом снова потеряли друг друга из виду.
Когда уже я была в роддоме, мне позвонили,
сказали, что Виктор Павлович умер.

- А что Вам нравилось в Викторе?

- Он был очень обходителен.
Никогда не торопил, не гнал.
Мне кажется, это связано с ощущением,
что он был моим объектом восхищения.
Может поэтому съемки в плане доверительности проходили хорошо.
Для него мне действительно хотелось позировать.
Сам он категорически не любил фотографироваться.
Еще мне запомнилось - от него всегда приятно пахло.
Он говорил, что туалетную воду он делал на заказ у знакомого парфюмера.
Учитывая, что ему было 58 лет, выглядел он просто потрясающе!

- А что он не любил? Что его раздражало?

- Неухоженность в женщине.
Его могло раздражать, что нельзя полностью погрузиться в творчество.
Надо было работать, зарабатывать.
Он не интересовался творчеством других авторов.
Ему не нужна была подпитка извне.
У него был маленький мирок, в котором он жил, и это его устраивало.
Он не ходил в кино. Никуда не хотел ходить.
Он сам себе всегда говорил, что он одинокий волк.
Мужчины частенько любят употреблять это сравнение,
но в случае с ним это именно так.

- А Вы никогда у него спрашивали, зачем он это все снимает?
Что  дальше?

- Он так самовыражался.
Хотя, у него не было недостатка в выставках.
Выставлялся и за границей.
Думаю, что-то сидит такое в фотографе,
что требует выхода, его двигатель.
Ему не нужна была критика, поощрение.
Ему было все равно, что о нем думают.
Я у него спрашивала, почему бы ему не взять ученика.
Чтобы передать весь этот опыт, опыт монтажа. Без компьютера!
В ручную! Он не знал, как включается компьютер.
Я наблюдала порой процесс создания некоторых работ.
Это завораживало. Стекло, песок, что-то снимал…
Иногда даже показывал именно процесс самого монтажа.
Он пытался меня привлечь иногда, но я отказывалась.
Хотя, с ним этот процесс был интересен…
Возвращаясь к ученикам.
Вот его фраза: «Я не собираюсь учить молодых фотографов чему-либо.
Тем более творчеству».

- У Вас были встречи с супругой Виктора?

- Она знала обо мне.
Пересекались на выставках.
Она мудрая женщина, которая не проявляла ревности к моделям.
Это ее очень большая заслуга. Я бы так не смогла…
Она сама очень красивая женщина.

Из беседы с Людмилой Георгиевной, женой Виктора Гончаренко

- Ваша первая встреча с Виктором была связана с фотографией?

- Нет.
Мы познакомились в Доме книги, где я работала. Это был 79 год.
Мы просто увидели друг друга, понравились друг другу.
Он не знал, на каком этаже я работала, но нашел меня перед Новым годом.
Пригласил в мастерскую, которая была во Дворце водного спорта.
А через три дня он мне сказал: «Людмила, выходи за меня замуж.
Правда, я женат и у меня двое детей».
Я ответила: «Согласна».
И ровно через год мы поженились.
Пока год встречались - он особо много не рассказывал.
Я знала, что он снимает, к нему приходили в мастерскую манекенщицы.
Я сама была на тот момент стройная, натуральная блондинка.
Когда я просила его сфотографировать меня, он категорически отказывался.
Только когда я родила первого сына, снял буквально 3-4 фотографии.
С разводом его была история.
Первая жена приезжала в Минск, устраивала скандал.
Писали письма о том, что как это так, в Год ребенка он бросает двух детей.
Его директор вызывал к себе.
Виктору тогда было 36 лет.
Мы любили друг друга просто безумно.
Мои родители были очень против.
Мама и папа не пришли на нашу роспись.
Витя всю ночь стоял у плиты! А готовил он просто великолепно!
Чернослив, фаршированный чесноком с сыром…
Мы прожили с ним 25 лет душа в душу.
У нас двое сыновей.



Витя поставил меня как женщину, как маму, как человека на такой пьедестал,
что дети и сейчас относятся ко мне так же трепетно, как относился он ко мне.
Витя был очень неординарный и импульсивный.
Он сам себя со спичкой сравнивал - вспыхнет и успокоится.
У нас с ним отношения были очень откровенные.
Рассказывал все - про проблемы, про фотографии, как он и что снимал.
Помню, был случай.
Половина первого ночи. Звонок в дверь.
Открываю - стоит девчонка. Красивая, накрашенная, ноги от ушей, рост 180.
Не успела на последний автобус после съемок, попросила денег на такси.
Виктор последние лет 10-12 работал в областном центре народного творчества,
Его там обожали! Особенно женщины.
Он был страстный садовод и всех женщин обсадил горшочными цветами.
Здесь он снимал очень много.
И отснял основное, что сделал в последние годы.
Здесь он начал заниматься цветной фотографией.
Сделал выставку сам.
А через год после смерти директор центра предложила сделать выставку.
У него 11 февраля День рождения,
Мы сделали эту выставку.













- Людмила, Виктор - один из немногих в Беларуси, кто активно и целенаправленно снимал обнаженную натуру. У него это получалось, он знал в этом толк и у него был вкус. Это одна сторона. Как Вы, молодая и красивая, учитывая, что Вы не были его моделью, реагировали на эти съемки?

- Еще в самом начале, меня это не столько раздражало,
сколько было обидно.
Я была беременна, кормила.
Сыновья практически погодки. Но я настолько ему доверяла…
Он приходил со съемки, рассказывал все-все.
Приносил мне фотографии, показывал.
Я смотрела на это не как жена, а как его друг, с которым он советуется.
Один раз только было, когда не было мобильных,
в мастерской не было телефона. Кто-то ему позвонил срочно.
Я пошла в мастерскую, хотя когда он работал - 
никогда туда не приходила.
Он открыл дверь и не то, чтобы не пускал, но и не особо приглашал.
Смотрю -  там сидит девушка, практически обнаженная.
Курит, стоит вино, томная музыка.
Я ничего не сказала, только передала информацию о звонке.
Я вышла и решила, что хочу отомстить.
Позвонила однокласснику и пригласила его с женой в ночной клуб.
Мужу ничего не сказала.
Домой явилась в 6 утра.
Он сидит на кухне злой. И спрашивает, мол, что ты устроила.
Я сказала, где была и что делала.
У меня было очень много подруг.
Я могла пойти куда-то погулять, в ресторанчик сходить.
Напротив, он меня выискивал. Сам он был не гулена.
Ему все это было неинтересно.
Хотя дома очень любил устраивать праздники.
Уже когда появились первые мобильники, он постоянно мне звонил. 
Старался поскорее закончить работу и домой.
Наши вечерние посиделки, вместе ужин готовили…
Ревности открытой у меня не было.

- А не обидно, с сегодняшнего дня посмотрев,
что «девочки» остались на фотографиях, а Вы - нет…

- Я есть.
У меня есть фотографии, которые я просто прячу.
Мы еще когда познакомились - поехали отдыхать в глушь летом,
в Витебскую область на озеро Глубокое.
Виктор тогда снимал меня очень много.
Фотографии сложил, в трубку скрутил и забросил подальше.
Он их просто спрятал.

- Их никто не увидит?

- Явно выставочные экземпляры,
черно-белые фотографии, я отдала в Клуб.

- Чем еще интересовался Виктор?

- У него была еще одна страсть - подводная рыбалка.
У него было 2 ружья, 3 костюма.
Мы отдыхали в Витебской области.
Как это происходило: мы садились, смотрели карту, выбирали озеро,
где какая высота, где леса, где болота.
И вот нашли высоту возле деревни Звонь.
Мы туда приехали, а там - гора, у подножья - озеро и три острова.
Несмотря на то, что Витя был старше на 12 лет, он был склонен к авантюрам.
Приезжаем, просто с вещами. Никого не знали.
Просто пошли по деревне, где остановиться.
В итоге, туда ездили лет 5.
Мы объездили всю Беларусь!
Витя сам из Харькова.
Но когда приехал сюда - влюбился в природу.

- Судя по всем рассказам, Виктор был достаточно честолюбив.
И насколько я знаю, в 70-90-е годы у нас не было знаменитых фотографов.
Я так понимаю, что он хотел быть известным фотографов.
И у него непросто это складывалось.
Не всегда побеждал, не всегда оценивали коллеги.
Как он с этим справлялся? Насколько ему было важно признание публики?

- Да, он был честолюбивый.
Показатель - сколько бы у него не было выставок,
он всегда вел книги посетителей и отзывы.
Когда писали нелестные образы - он взрывался.
Я ему говорила, что мол сколько людей, столько и мнений.
Он быстро успокаивался.
Но похвала ему очень нравилась…
Мнение коллег ему не было столь важным, сколь мнение друзей.
Коллеги - каждый занимается своим делом и свое видение мира, фотографии.
Например, Виктор Бутра.
У него одно направление фотографии - он, как мне кажется, настроен на людей,
на жизненные ситуации, определенные настроения.
Лихтарович - художник, сам рисует, стремится к выстроенной композиции,
на которую можно что-то наслаивать.
Фотографии Дудкина помню смутно, но мне его фотографии нравились.
Мне кажется, они на тот момент были близки с Гончаренко по духу.
Хотя, это было очень давно. Я его называла Махно.

- А как складывались отношения с Клубом?

- Витя не часто ходил в Клуб.
Хотя вроде все единомышленники. Все приблизительно одного возраста.
И не потому что он был эгоистичен…
Просто у него был свой мир, он замыкался в своей мастерской.
Он многое записывал. Усложнял себе задачи.
Одни из его первых фотографий в 70-е - просто хорошие качественные фотографии. Позже, в 80-е годы, уже отличались.
Он уперся в женскую тему.
И она его занимала больше всего.
Он говорил, что ему интересно фотографию конструировать.

- Людмила, а как Вы для себя объясняете и как понимаете
момент перехода от прямой фотографии к монтажу?
Потребность выразить через фотографию что-то большее?
Или компенсация изначальных художественных наклонностей,
которых не мог проявить?

- Вы попали в точку.
Витя сам говорил, что всегда очень хотел быть художником.
У него был друг, Вячеслав Захаринский.
Виктор говорил, что вот художник представил что-то в голове,
взял кисть и это можешь нарисовать.
А он этого не мог, переживал.
И старался найти, как это сделать в фотографии.
У него были художественные наклонности, которые не получалось реализовать.
Витя все делал сам. Находил самые разные детали.
У него есть целая серия женских поп. Разные!
Кто у него только не спрашивал, из чего он их делал.
И только мне признался -  из мыла.





- Кто ему нравился в фотоискусстве?

- Он очень любил литовского художника, Виталия Бутырина.
Он приезжал в Минск, они общались.
На тот момент он любил литовскую фотографию.
Позднее он настолько увлекся женской темой…
На последней выставке он сказал, что покажет другую женщину,
изнутри, некрасивую. Он планировал эту еще одну выставку.
Т.е. показать не позитив, а уже негатив.

- Когда Виктор Журавков вспоминал о Дудкине, он сказал,
что у нас два человека талантливо решали эту тему «ню» - Гончаренко и Дудкин.
Что их отличало - Журавков привел слова Дудкина, которые тот сказал в отношении Гончаренко и себя.
Он сказал: «Витя, я женщин люблю, а ты их ненавидишь».
Вы можете это прокомментировать?

- Нет…
Наоборот, Витя показывал всю красоту женского тела.
Грацию кошачью, красивые руки… Я не знаю.
На момент, когда был жив Дудкин, Витя восхвалял женскую красоту.
А вот уже незадолго до смерти он планировал
показать женщину с другой стороны.
На последней выставке, когда он еще был жив,
у него была серия из 3 фотографий.
Он снимал очень толстую женщину.
Это были очень гадкие фотографии.
Может быть, Дудкин  видел что-то дальше.



- А как складывается судьба с архивом?
Вы многое передали в Клуб.
То, что фотографии будут сохранены - это замечательно.
А что с альбомом, который Виктор готовил?

- Альбом он готовил очень тщательно.
В издательстве ему пообещали инвестиции.
В последний момент ему отказали.
Это был сильный удар.
Буквально через полгода Витя и умер. Он был просто в шоке.
Принял очень близко к сердцу, как эмоциональный человек.
Когда его уже не стало -  договориться не удалось, только за личные средства.
Так эпопея с альбомом и закончилась.

- Виктор болел?

- У него всегда было очень высокое давление.
Норма его была 160*80. При этом он давление не чувствовал.
Мы нашли хорошее место, сняли дом. Приехали на озеро.
С нами были друзья, приготовили ужин.
Витя почти ничего никогда не пил.
Утром проснулись, Витя встал и вышел на улицу.
Я за ним, спросила, чего встал так рано.
И он пожаловался, что болит в грудине.
Давление он измерял и сказал, что выпил таблетку.
От скорой отказался. Было жарко, яркое солнце.
Сидели пили чай, потом он сказал, что полежит.
Он лег, я начала прибираться.
А он в какой-то момент попросил сесть рядом, положить руку на лоб.
Я села, положила руку.
Он говорил, что ему уже лучше, что пойдет лодку надувать, озеро измерять.
В этот момент он и умер.
Все.
У него лопнула аорта.
Все произошло моментально…

Из беседы с Юрием Васильевым

- Понимаешь, мы с ним всегда были дружны.
Но очень редко встречались.
Был Виктор таким очень порядочным человеком.
И не хотел просто так что-то делать.
Всегда делал осмысленно и серьезно.
Я увидел его фотографию, она меня поразила ясностью, простотой, легкостью. Спрашиваю, мол, а где этот парень?
А Клуб же был - ужас! 300 человек ходило!
В один четверг одни, в другой - другие.
Я и спрашиваю, мол, где Гончаренко?
Мне и говорят, что он уехал в Витебск.
А потом он приехал еще раз, и стал тут работать.
Мы уже стали чаще встречаться, он принимал участие в «Фотографике».
Но он не клубный человек.
Ничего не получилось, не приобщился.
Такое бывает и это правильно.



Я думаю, что Виктор сам себя немножко загубил, потому что изолировался.
Он очень трудно показывал свои работы. Переживал очень.
И волей-неволей изолировался от взглядов многих фотографов.
И я как-то привез его работы на «Янтарный край».
А Дыхявичус, человек тонкий, говорит: «Хороший фотограф...
Но неправильно подбирает натуру».
И просто показал на каждой карточке...
Если бы это услышал Гончаренко, он бы задумался.
А я ему это сказать не могу.
Это как сплетни. Получилась изоляция.
Он нигде не появлялся...
А в Минске - Дом Фото, Дом Мод,
и все эти девочки его очень высоко возносили.
Тем не менее, мое мнение или мнение Клуба он хотел услышать.
Мы его работы посылали по обменам, в Челябинск...
Или круг клубов, пересылали друг другу коллекции.
В том числе и 5-6 работ его вставляли.
Как правило, приходили хорошие отзывы.
Был достаточно тонкий фотограф.
Он был красивый и любил все красивое.
Красиво одевался. Но за этой красотой...
Он умел делать практически все!
Мы поехали как-то в Жировичи. Жили в монастыре.
Он всю еду приготовит, и букетик сделает-подарит,
и женщине что-то посоветует...
Хороший мужик.
Красивый человек...
Всегда были какие-то милые встречи, даже смешные.
Жена Гончаренко, Люда, говорила: «Эти два были так друг на друга похожи!».
Приходим оба на выставку, а Виктор говорит мне:
«Слушай, чтобы не стареть, я решил завести бороду».
А я ему: «Пробовал, не помогает».
Смеемся…



- 11 февраля Виктору Павловичу исполнилось бы 68 лет.
Благодарю всех за участие в этой беседе.

Беседовал: Валерий Ведренко

оставить отзыв на форуме zнята