Юрий Елизарович: фанаты и неудачники

Невозможно представить белорусскую фотографию 80-90-х годов без фигуры Юрия Элизаровича, создателя и куратора студии-клуба «Панорама». Его творческая судьба сложилась в неоднозначное время и в известной мере отразила многие негативно-позитивные процессы «перестройки». Мы благодарны Виктору Журавкову за эссе о своем наставнике, написанном специально для нашего цикла.

Из цикла «Встречи с легендами».



- Юрий, немного о себе и фотографии…

- Коренной минчанин.
Минск – люблю, даже сейчас.
Детство прошло в лучшем районе Минска -
Комсомольское озеро, Нововиленский переулок.
Солдатские горы, Дрозды, река, озеро. Велосипед, мяч, клюшка -
все, что надо для детства.
В школе учился хорошо, хотя память была странная.
Информацию не хранила. Поэтому приходилось понимать, а не запоминать.
И с учебой проблем не было. Но оставалась проблема с собственной жизнью.
Понять не получалось, а запомнить не удавалось.
Так в моей жизни появилась фотография.


Странички из книги о Минске. Городе моего детства, которого уже нет. 1985 год


Странички из книги о Минске. Городе моего детства, которого уже нет. 1985 год

Рисовать, петь, играть на гитаре я не умел и не научился.
Что оставалось? Писать… и фотографировать. Пробовал и то, и другое.
Если бы не родители, видимо, мог бы быть журналистом.
Редкий случай, когда их мнение было услышано. Спасибо им огромное.
В то же время фотография стала привлекать своими творческими
возможностями. И кажущейся доступностью.
И тут начались первые разочарования.
Самостоятельный поиск и освоение фотографической кухни
требовало огромного количества времени. А результата не было.
К этому времени я уже учился в БПИ
на специальности «Фото и киноаппаратура».
Учился без особого интереса, хотя успешно.
Поэтому вовремя не бросил, хотя все пять лет такое желание было.
Распределился в НИИ оптического приборостроения,
где работал конструктором.
При этом все больше хотелось заниматься фотографией.
К исходу обязательных 3 лет отработки мои документы от института
были направлены в московскую аспирантуру.
И я понял: если не сейчас, то никогда.
И написал заявление об уходе.
Так я перестал быть конструктором и стал фотографом.

- Для такого шага должны были быть веские причины.

С зарплаты 180 рублей я пошел вести детский фотокружок в ЖЭС на 80 рублей.
в расчете на свободное время и место для творчества.
Работал с интересом. Была создана детская фотостудия «Прамень».
По тем временам активный участник и призер всех
фотографических мероприятий.
Студия просуществовала до 1990 года.

- Чем фотография оказалась такой притягательной?

- Душа хотела выговориться тем или иным способом.
Фотография была знакомой и казалась доступной.
Позже оказалось, что этот технический инструмент сложен.
Получить желаемый результат не удавалось.
И это было главной проблемой.
В какой-то мере она была решена только благодаря студии Валерия Лобко.

- А как ты узнал, что есть Клуб?

- Клуб «МIНСК» был известен благодаря серии выставок «Фотографика».
Ярким событием в фотографической жизни того времени.
Это уже не то, что было в журналах и на страницах газет.
Выставка демонстрировала другие возможности фотографии.
Еще у Клуба были ежеквартальные отчеты.
В этот день в Клуб мог прийти каждый.
Там не стоял стол. Стулья стояли как в зрительном зале.
По двум стенам висели фотографии:
Анатолия Дудкина, Михаила Жилинского, Николая Бойцова,
Владимира Нехайчика, Юрия Васильева, Евгения Козюли,
Якова Метелицы, Виктора Бутры, Маргариты Трениной, Светланы Балашовой,
Валерия Лобко - фотографии, которые не увидишь каждый день.
Было публичное обсуждение и тайным голосованием выбирались лучшие.
На один из показов меня и пригласил Михаил Жилинский.
Добрая ему память.

-Тогда ты и попал в Клуб?

- Нет, это было позже, и связано с учебными студиями Клуба.
Первую студию начинал вести Михаил Жилинский,
а завершал уже Валерий Лобко.
Вторую студию Валерий набирал сам.
В эту студию попал я и многие из тех,
кто и сейчас известен в фотографическом мире.
Думаю, это и для Валерия был первый серьезный опыт.
Он сформировал систему, где ничто не было случайно и все связано друг с другом.
Потом систему Лобко многие и хвалили, и ругали.
Но она позволяла в короткий срок получить фотографию выставочного уровня.

- Сегодняшнюю фотографию выставочного качества делает фотошоп и минилаб. Чему учил Лобко?

- Валерий учил думать.
Изначально отбирал людей, которые хотели высказаться,
Но не могли, не умели. Студия и должна была их этому научить.
«Развязать руки» - буквальная фраза Валерия.


Зарница. Детская игра. Воинский гарнизон в предместье Минска. 28 апреля 1986 года


Вечер отдыха. Около 1985 года; результат студийного обучения. Съемка дальномерной камерой вслепую; свет,
точнее его отсутствие, дискотеки; пленка «Фото-65», экспонированная как 250;
резкостной проявитель В. Лобко; точечная печать; местное отбеливание - часть того, чему учил Валерий.

Сейчас все студии работают с теми,
кто хочет заниматься и готов за это платить. И все.
Ожидать эффекта, сопоставимого со студиями Лобко, - не приходится.
Когда Алексей Шинкаренко затеял свои учебные проекты,
он говорил, что за год появляется два интересных фотографа.
Но такое количество фотографов появляется и без направленного обучения!
Сравните с результативностью всего двух студий Лобко конца 80-х:
Михаил Гарус, Сергей Кожемякин, Владимир Парфенок, Галина Москалева,
Владимир Шахлевич, Геннадий Родиков, Сергей Кочергин, Сергей Колтович,
Алексей Ильин, Сергей Суковицын, Александр Угляница,
Александр Каленик, Галина Кухарева, Зоя Мигунова, Ирина Сухий,
Олег Дыбов, Александр Немыцкий, Юрий Элизарович.

- Ты на себе лично прочувствовал систему Лобко?

- Эта система дала мне то, что я искал -
как сделать «контактное» изображение - изображение,
с которым можно общаться.
То, что дают другие искусства.
Простая и понятная «система Лобко», незаурядная харизма Валерия,
нереализованный личностный потенциал студийцев, энергия молодости –
что еще надо, для успешного обучения.
Позже оказалось, что «Система Лобко» универсальна,
и так же успешно может работать,
будучи отстраненной от ее создателя.
В том числе и система фотографического обучения.
Так появилась «Панорама», студия-спутник НФК «МIНСК».


В клубе «Панорама» времен «Студии 3’». Я молодой и наивный призываю неофитов в светлое фотографическое будущее. Автор - В. Журавков. 1986 год.

- Поговорим о новых образованиях, которые появились в Клубе…

- Когда Валерий набирал третью студию,
число желающих поступить было достаточно велико.
Для всех мест не хватило.
Была сформирована группа, с которой стал занимался я.
Студия Валерия обозначалась «Студия 3», наша,
соответственно, называлась «Студия 3'» («Три штрих»). В скором будущем
«Студия 3» стала «Провинцией», а «Студия 3'» стала «Панорамой».
Студия отработала, был быстро получен результат выставочного уровня.
«Руки были развязаны» - но дальше ничего не происходило.
Мне стало неинтересно, и я набрал следующую студию.
На базе этих двух учебных студий и сформировался фотоклуб «Панорама.
Почему это был клуб?
Мы вроде как раскрыли голос, обучили нотам, хотелось песен.
А песен не было. Нравилось играть, слушать других,
иногда - тихо спеть самому.
Поэтому люди не расходились и сформировался клуб,
как среда и место общения.
Во многом благодаря усилиям Виктора Журавкова.
Для меня была важна продуктивность общения,
для него - сам факт общения.


Портрет Ю. Элизаровича, автор В.Журавков. Монокль, резкостное проявление, диффузная печать,
оловянный процесс. В какой-то мере следствие обучения в «Студии 3’» по системе В. Лобко.

- Кто составлял костяк «Панорамы»?

- Легче вспомнить тех, кто до сих пор остался в фотографии.
Виктор Седых, Алексей Павлюць, Валерий Картуль, Сергей Ковалев,
Сергей Колтович, Валерий Сибриков, Альберт Цеханович,
Светлана Кириченко, Виктор Стрелковский, Виктор Журавков
и отказавшийся вступить в клуб «МIНСК»
примкнув к нам Игорь Савченко.


Один из последних выездов фотоклуба «Панорама». «Употребивший» - Сергей Колтович; «Предлагающий» - Алексей Павлюць;
«Отказавшийся» - Виктор Журавков; «Употребляющий» - Виктор Седых; «Размышляющий» - Валерий Картуль;
«Контролирующий» - Юрий Элизарович; «Снимавший (за кадром)» - Валерий Сибриков. Строчица. 1996 год.

- Многие говорили о том, что сложно было назвать дружеской обстановку в отношениях между студией и Клубом…

- Я могу высказать только свое мнение. Конфликт был, но, что бы ни говорили
остальные, это был не конфликт семей, а конфликт в семье. Валерий тоже был
человеком Клуба, и Клуб любил. Валерий был очень корректен.
Кто бы из фотографов ни переступал порог Клуба во время занятий студии,
его обязательно представляли и давали хоть на пару минут слово.
Благодаря этому возникало ощущение родственности и семейственности, люди становились нечужими. При этом Валерий понимал ограниченные возможности
клубной деятельности как института развития творческой фотографии.
И ограниченность самой любительской фотографии – почти синоним клубной.
Мало кто любит, когда вещи называют своими именами.
Старшее поколение Клуба в то время было не старше нас нынешних.
Время, в которое жило это поколение, не допускало достаточной свободы.
Это сейчас Юрий Сергеевич стал свободнее - и в предпочтениях, и во вкусовых симпатиях. Тогда это была скорее колея стереотипов.
Не только у него, у всех. Конфликт, видимо, стал результатом отсутствия свободы
у тех людей, к мнению которых традиционно относились с уважением.
Валерий никогда не формировал антипатии к Клубу.
Хорошо понимая и тех, и других, и, не чувствуя их чужими друг другу, мне
доводилось примирять стороны, выступая переводчиком.
Время расставило все на свои места. Старшее поколение стало старше, мудрее и демократичней, младшее – средним и менее задиристым, замкнулась
диалектическая спираль: Парфенок и Элизарович учились у Лобко;
Картуль, Павлюць, Сибриков учились у Элизаровича; Шикаренко учился у
Картуля, Павлюця, Сибрикова – Парфенок преподает в школе у
Шинкаренко, которую более других хвалит Васильев.
Это к слову о конфликте.

- Вернемся к студиям…

- Уже к окончанию второй студии «Панорама» мне стало понятно,
что проект исчерпан. Клубная и студийная система не решают
проблем творческой фотографии.
Появляются новые авторы, фотографии, и также быстро исчезают.
Я это не декларировал, а Валерий Лобко уже начал это говорить вслух.
Во многом это и разрушило его контакты с фотоклубом «МiНСК».
Наступили лихие 90-е. Фотографическая активность в Минске
очень быстро пошла на убыль.
Возникли проблемы с помещением. В то же время в клубе «МiНСК»
стало немноголюдно. Было время, когда в Клуб приходили
только Козюля, Васильев, Нехайчик и иногда Бутра.
Так в клубе «МIНСК» появились новые авторы.
В конце концов, именно для этого и затевались учебные фотостудии.

- На этом история «Панорамы» закончилась?

- По сути да.
Мы еще собирались несколько раз в год по какому-либо поводу.
Это была культурная жизнь, которая у многих оставила теплые воспоминания.
История «Панорамы» скорее продолжилась, но уже в клубе «МIНСК».

- Что произошло с другими студиями?

- Многие из выпускников «Студии 2» сразу по окончании обучения
вступили в клуб «МiНСК». Авторы «Студии 3» организовали
объединение «Провинция», к которому примкнули и некоторые
из авторов «Студии 2». Фотографическая деятельность
«Провинциалов» была весьма успешной. Совпала с мировым интересом
к постсоветскому пространству. Фотографии начали покупать.
Но век «Провинции» тоже оказался недолог.
В какой-то момент авторы, представляющие себя группой, поняли,
что они на самом деле конкуренты.
И стали каждый заниматься своим творчеством и его реализацией.

- Мы подошли к интересной проблеме.
С одной стороны, фотография не развивалась, т.к. все упиралось в то,
что она не оплачивается.
А с другой - опыт студий и ваших поездок показывает, что как только она начала оплачиваться, она закончилась?

- Ситуацию спровоцировал всплеск интереса
к фотографии с постсоветского пространства.
Рядовая оплата фотографии там
позволяла жить месяц, а то и полгода здесь.
Но время быстро менялось. Вал интереса сошел.
Если бы фотография продолжала оставаться востребованной,
спрос рождал бы предложение.
Была бы гарантия продажи работ -
пытались бы работать Парфенок, Гарус, Кожемякин.
Как минимум уже на уровне работы на бренд.

- Я думаю, если для человека - это составная часть его жизни,
то социальная ситуация не помешает ему себя проявить…

- Да?
Скучно в творческой фотографии!
Главная проблема современной фотографии
Беларуси - это малое количество интересных людей,
которые в ней присутствуют.
В свое время клубная деятельность была сродни творческому андеграунду.
Там оседали люди, которые не имели официальной возможности выговориться.
Поэты, барды, художники… В том числе и в фотоклубе.
Их душа хотела того, что не могло предложить тогдашнее время.
Ситуация коренным образом изменилась с перестройкой.
В результате многие, кто может быть и занимался бы фотографией,
переключились на другие сферы.
Плюс - увеличивающаяся доступность фотографического изображения.
Все больше людей занималось фотографией.
Фотографию можно было делать все быстрее и все легче.
Но в ущерб качеству.
Я боюсь делиться печальным прогнозом.
Но есть ощущение, что, если ничего не изменится, в фотографии
будут оставаться либо неудачники, либо фанаты.
Возможно это слишком буквальная формулировка…
Но, во многих случаях, творческий одаренный человек - пощупает и уйдет.
Все остальные виды творчества имеют структуру потребления
творческого продукта. В нашей стране сформировалась
структура потребления только бытовой и прикладной творческой
фотографии. Продается и покупается рекламно-модельная фотография,
свадебная фотография, репортажная фотография.
Для успешного занятия такой фотографией полуторавековой
багаж фотоискусства излишен и даже мешает.
Двухнедельные курсы и приличная аппаратура при наличии
должного темперамента и желания оказываются достаточными
для коммерческого успеха.
Эта структура потребления фотографического творчества
не требует погружения в саму фотографию.
Фотография допускает сюда людей,
которые не имеют яркой индивидуальной творческой натуры.
За исключением может быть репортажной фотографии.
Анри Картье-Брессон – один из любимых моих фотографов.
И один из самых загадочных. Как у одного автора могло быть
такое количество уникальных по совпадению необходимых случайностей
фотографий??? Объясняют, что очень много снимал – но так работали многие.
Для меня возможны три объяснения.
Или он бог, и снимал им же сотворенный мир.
Или имел машину времени, тогда нужное место и решающий момент не проблема.
Или более прозаическое. Это бренд. Под которым публиковалось
неизвестное мне число удачливых фотографов.

- Неверно, когда Брессона постоянно приводят в пример.
Ведь нельзя же только Леонардо приводить в пример живописцам…

- Нельзя. А то начнут строить аэропланы и подводные лодки.
Хотя, Леонардо - удачный пример в контексте нашего разговора.
Он занимался тем, что ему было интересно. В том числе и живописью.
Что из этого было его профессией, а что хобби?
Если вернуться к фотографии, так получилось, что, в силу названных выше
обстоятельств, творческая фотография существует преимущественно
в сфере досуговой деятельности, где потребление уже не так важно.
Многие посвящают этому досугу много времени.
Но это все равно остается хобби - развлечение.
Ожидать, чтобы хобби было сопоставимо с профессиональной деятельностью
по результату - невозможно. При этом чем больше человек тратит
на это хобби времени, чем больших результатов он достигнет,
тем большего уважения он будет хотеть к результатом своего
теперь уже труда. И рано или поздно он столкнется с разочарованием.

- Это же нормально…
Почему многие снимают? В силу доступности.
Поэтому нам кажется, что фотографии так много.
Но я уверен, что количество талантливых людей на Земле - это константа!
Как бы ни разрасталось население.
И количество талантливых людей в фотографии такое же, как и в музыке, в скульптуре, в живописи.

- В музыке есть кому оценить талант: коллеги-музыканты, критики,
благодарные слушатели; заметьте, есть где – концертные залы, средства
мультимедиа и др. С фотографией сложнее. Каждый снимающий - Фотограф,
каждый выставляющийся – Автор. В отсутствие критики, галерей, музеев,
фотографических изданий, культуры потребления, трудно рассчитывать на
формирование фотографического вкуса и ценза у потенциального потребителя.
Вещь достойную от вещи рядовой не отличают.
Трудно фотографию сравнивать с другими видами творчества.
Каждый владеет письменностью. Т.е., умеет писать, а, значит, может
быть писателем. Но графомана сразу отсеют, опознают и отсеют.
Допустим, те же бизнес-структуры!
А вот фотографомана остановить некому. Особенно это актуально сейчас, когда
количество фотографий благодаря цифровым технологиям несоизмеримо
увеличилось. Кстати, в свое время великий провидец Валерий Лобко
носил значок «Общества борьбы с фотографией», декларировавшей
своей основной целью «отстрел фотолюбителей» - фраза Валерия.
Этот факт мало кто упоминает.
Сегодня я стал бы соучредителем такого Общества.
Если бы оно не было бы таким кровожадным :)
Порой возникает желание создать краткосрочные
разучающие фотографические курсы. Не сомневаюсь, многие выпускники
были бы мне в последствии благодарны.

- Я был на встрече молодых критиков, на которой сказал о единственном существовавшем в Беларуси журнале «Фотомагия».
Он оказался невыгоден.
У меня спросили, почему? Я ответил, что это - среда.
А как бы ты ответил?

- Потому что его не покупали. И ты, и я, и 200 членов БОО «Фотоискусство»,
и все остальные фотографы. Мы его не поддержали ни финансами (подписка -
гарантированная продажа), ни морально – пониманием и одобрением.
Но каждый имел скорее претензии к изданию.
В какой-то мере чувствую и свою вину за то, что это произошло.
Журнал начинал приобретать лицо, вокруг него формировался
круг интересных авторов, появлялись значимые статьи, и, что немаловажно,
рабочие места для пишущих о фотографии. Наверное, это был самый значимый фотографический проект нашего времени. Сергей Плыткевич, спасибо.

- Почему закончилось твое творчество?

- По большому счету, оно почти и не начиналось.
Я просто не успел реализоваться как фотограф.
Слишком быстро оказался вовлечен в преподавательскую
и организационную фотографическую деятельность.
Фотография от себя все время откладывалась «на завтра».
Я никогда не отправлял фотографии на конкурсы.
В выставках участвовал только по приватному приглашению.
Это тоже не способствовало увеличению числа картинок.
Обязательства перед другими воспринимались значимее
обязательств перед собой. Вдобавок мне очень близка позиция
Феллини, который говорил: «Фильм уже готов, осталось его снять».
Если бы не обязательства перед продюсером - он бы не снимал.
Он этот фильм уже видел!
В результате от моей собственно фотографической деятельности
остались, по сути, только заказные работы – коммерческие проекты.
И большое количество негативов, к которым, может быть, когда-нибудь,
удастся вернуться.
Раньше я занимался всем и все успевал.
Теперь я не делаю ничего и ничего не успеваю.
То ли это возрастной эффект, когда время начинает тебя обгонять.
Прежде удавалось все сочетать.
И интересы и обязательства. При этом фотография оставалась
главной в сфере интересов. А все остальное - между делом.
Семья относилась с пониманием.
Но жизнь становилась все жестче и приходилось начинать отказываться
от того, от чего можно. В результате осталась сфера обязательств.
Как приоритетная. При этом заниматься фотографией между делом
не дело. Дельного ничего не получится.
Заниматься фотографией как делом, а, значит, коммерческой фотографией,
мне тоже было неинтересно. Хотя успешность Андрея Щукина
доказывает возможность гармоничного союза коммерческой и
творческой фотографии.

- Тебе довелось поработать в профессиональной среде?

- Да. Какое-то время я много снимал для АПН для журналов о
Советском Союзе, издающихся за рубежом. Это была хорошая практика
очерково-репортажной работы. Правда, ограниченная самой спецификой
и стилистикой изданий.
Какое-то время сотрудничал с Одесской киностудией. Это было время,
когда все менялось в стране - конец 80-х - начало 90-х годов.
Когда стало понятно, что мало снять просто интересное кино.
Надо хорошо его продать. И для этого вокруг кино должно было
происходить какое-то действие.
Один из первых опытов такого рода - презентация фильма
Сергея Соловьева «Асса».
От Леонида Белого, который тогда,
не помню уже каким образом, оказался вовлеченным в эту сферу.
поступило предложение поучаствовать в работе над фильмом
«Пустыня», снимавшегося по мотивам рассказов о раннем христианстве
Андрея Белого на Одесской киностудии.
Я тогда дружил и сотрудничал с Сергеем Колтовичем.
И мы вместе взялись за эту работу
Чем подкупало это предложение -
творческая группа - режиссер Михаил Кац, оператор Валерий Махнев,
художник Олег Иванов - оставляли полную свободу для творчества.
По сути, фотографам заказывался художественный проект,
созвучный с темой фильма.


Апостол Петр. Из проекта «Пустыня». 1991 год


Первосвященник Каифа. Из проекта «Пустыня». 1991 год


Лжесвидетель. Из проекта «Пустыня». 1991 год


Jesus Christus. Из проекта «Пустыня». 1991 год

Кстати, не только фотографам.
Аналогичный проект был заказан скульптору, тогда совсем молодому,
а теперь известному и популярному одесскому скульптору
Михаилу Рева. Работу оценили, выставка вместе с
презентацией фильма побывала в разных городах
(Питер, Москва, Одесса) и выставлялась в хороших залах.
Опыт оказался успешным. И мы были приглашены на съемки следующего
фильма этой же творческой группы - «Изгой», в прокат фильм вышел
под названием «Хромые внидут первыми» (фраза из Евангелия).
Не знаю прокатную судьбу фильма,
но на уровне презентации все было успешно.


Из проекта «Изгой». Крайний слева молодой, еще худой и никому неизвестный актер Виктор Сухоруков. 1992 год

- Если все так удачно складывалось, почему не было продолжения?

- Продолжение было!
В рамках фестиваля авторского кино была заказана выставка
по мотивам фильма, которого мы даже не видели - «Человек К».
(по Кафке). Сам фильм я впервые увидел только через
несколько лет на одном из первых «Листопадов».
Было любопытно отметить чувственное совпадение того,
что мы сделали, не видя фильм, и самого фильма.


Из проекта «Человек К». Короткая история человеческой жизни.
Печать с оригинального кинонегатива и бездна фотоухищрений. 1992 год


Из проекта «Человек К». Короткая история человеческой жизни.
Печать с оригинального кинонегатива и бездна фотоухищрений. 1992 год


Из проекта «Человек К». Короткая история человеческой жизни.
Печать с оригинального кинонегатива и бездна фотоухищрений. 1992 год


Из проекта «Человек К». Короткая история человеческой жизни.
Печать с оригинального кинонегатива и бездна фотоухищрений. 1992 год

Было предложение от Рыбарева на студии «Беларусьфильм».
Название картины не упомню, тем более, она так и не вышла
Что-то традиционное военно-партизанское.
Страна менялось, финансирование урезали, невероятная инфляция.
Здравый смысл подсказывал, что с этим проектом лучше не связываться.
И я был склонен отказаться. Что и произошло бы, если бы не
патриотическое желание Сергея Колтовича поработать с родной
киностудией. За что я ему и благодарен.
То, как Рыбарев держал снимки в руках, как на них смотрел,
как бережно положил их в стол…
Да, у этого проекта не было никакой дальнейшей жизни -
не было фильма, не было выставки, буклетов, каталогов, денег.
Но эмоциональное ощущение того,
с каких уважением отнеслись к нашему труду - осталось до сих пор.
После этого было еще предложение
о сотрудничестве с Кирой Муратовой.
Что казалось очень заманчивым и интересным.
Но тогда супруга была на седьмом месяце, я готовился второй раз
стать отцом, и успешность этого семейного проекта для меня была
и остается важнее. Сейчас Яну, младшему сыну, 18 лет, и, может, лет
через 5-6 я стану немного свободнее.


Портрет жены. Монокль; тонирование. Тоже часть системы Валерия. В данном случае, не очень убедительно, но дорого сердцу. 1985 год.

- Эти киношные проекты и были вершиной твоего творческого пути?

- Нет. До вершин, даже лично посильных, я не добрался.
Просто не успел.
Слишком рано оказался вовлеченным в преподавательскую
и организационную фотографическую деятельность.
На Учредительном съезде союза фотохудожников БССР мою кандидатуру,
не помню уже кто, предлагали в качестве председателя союза.
Отказался не раздумывая.
Я был искренним сторонником Валерия Лобко,
его системного подхода к решению проблем,
его так и не реализованного «Центра творческой фотографии»,
организации, которая в комплексе должна была
заниматься проблемами фотографии.
Я был делегатом Учредительного съезда Союза фотохудожников СССР.
Был лично знаком со всеми известными белорусскими
творческими фотографами того времени, со многими дружил.
Получается, я и правда был заметной фигурой
фотографического процесса того времени.…
И, наверное, случись наш разговор лет 20 назад,
он был бы совсем другим.
Мне до сих пор очень не хватает духа и энергии того времени.
Сколько-то лет назад я попытался войти в эту реку,
запустить время вспять, была собрана мемориальная
выставка «Избранное - Избранные», из работ белорусских фотографов,
которых с нами уже нет: Анатолия Дудкина, Светланы Балашовой,
Михаила Жилинского, Зиновия Шегельмана, Павла Тишковского,
Якова Метелицы, Владимира Межевича, Сергея Брушко
- назвал, и горло сжалось.
Это и мой фотографический мир,
по-прежнему важный и любимый кусок моей жизни.
Делая такую выставку сегодня, список бы дополнился:
Виктор Гончаренко, Владимир Нехайчик, Валерий Лобко.
Исчезает, истончается привычный для меня фотографический мир.
Ни обнять, ни пожать руки.
Горько еще и то, что, собирая выставку, еще раз убедился,
как мало остается даже от тех, кого все знали.
Как трудно найти работы, информацию,
восстановить даты – даже первую и последнюю.
Ну вот, чуть не расплакался.
Извини, становлюсь сентиментальным.
Ну, а если вернуться к личным достижениям, главным, наверное,
было то, что благодаря, надеюсь, и мне в определенный
период колесо фотографической жизни крутилось быстрее,
и жизнь эта казалась ярче и наряднее.
А к личным вершинам – Виктор Журавков, Виктор Стрелковский,
Алексей Павлюць, Виктор Седых, Валерий Картуль, Сергей Ковалев,
и, конечно же, бесконечно любимый мною, Валерий Сибриков.
Может, это немало.


Портрет Юрия Элизаровича. XXI век. Автор Валерий Сибриков

- Есть ли еще желание заниматься фотографией?

- Есть…
Я не перестал быть фотографом.
По-прежнему фотографирую. Глазами.
Фотографирует душа.
А показывать это - никогда не было нужно.
Скорее были бы разочарования.
Я однозначно не смог бы сделать так, как вижу и чувствую.
Не смог бы показать так, чтобы это поняли.
Бывают обратные результаты, но чаще даже на выставках у тех,
кто хорошо владеет процессом, кто посвящен в тему, видишь,
что видели они явно иначе по сравнению с тем, что мы видим на выставке.

- Всегда между слов остается тема, ускользнувшая от обсуждения,
но ты считаешь важным о ней сказать...

- Когда ты обратился ко мне по поводу интервью,
я испытывал некоторое недоумение.
Почти два десятка лет я уже вне темы.
Угасающий шлейф былой активности,
привязанность к собственному прошлому и дорогим мне людям
позволяет еще занимать формально статусные должности
в БОО «Фотоискусство» (член правления, член экспертной комиссии),
но вряд ли является основанием для подтверждения
твоего интереса к моей персоне.
Было желание необидно отказать.
В результате многократных переездов и перетасовок
в последнее время немалый фотографический архив,
затерянный среди сонма разных коробок и вещей,
для меня недоступен.
Памяти не на что опереться, ни текстов, ни фотографий,
материал почти нечем проиллюстрировать.
Учитывая специфику моей памяти,
я не смогу воссоздать ни то время,
ни собственные ощущения для того,
чтобы читатель этого интервью, не знакомый со мной,
смог окунуться в то время и понять тот период,
чтобы я стал близким ему.
А знакомые мне люди и так меня знают и помнят.
Но ты проявил правильную для репортера настойчивость.
И интервью состоялось.
Но при этом я все равно чувствую,
что для того, чтобы сделать этот материал полноценным,
видимо, жанр должен быть другим.
Я очень благодарен тебе за это обращение.
Но равным образом был бы не менее благодарен,
если бы его не было.

- У меня позиция очень простая.
Времени у нас все меньше.
И поэтому я настаивал и на твоем согласии, и на твоем рассказе.
Меньше всего я рассчитываю на широкую аудиторию,
а уж тем более на широкую аудиторию заинтересованных читателей.
Но если среди них появится несколько человек,
которым действительно интересны живые персонажи конца XX века
в белорусской фотографии, то они в твоем материале найдут все, что ищут.
И приметы времени, и объяснения - почему белорусская фотография такая.
Почему наши фотографы - такие.
Уверен, что сегодня мы недооцениваем нашу память.

- Мне порой свойственна некоторая
категоричность суждений в отношении современной фотографии.
Я позволяю себе иногда сказать, что сегодня творческой фотографией
занимаются или неудачники, или фанаты.
Но при этом добавлю, что, несмотря ни на что, занимаясь фотографией,
вы проживете, безусловно, более яркую и интересную жизнь,
чем преуспевающий дантист.

- Спасибо, Юрий, за беседу. Ты нам нужен!

***

Виктор Журавков: «О Юрии Элизаровиче»

Нелегко говорить о том чрезвычайно значительном воздействии,
которое оказывает личность Юрия Элизаровича на белорусскую фотографию. Прежде всего потому, что это именно воздействие личности.
Материальных, осязаемых, результатов не слишком много,
и не слишком многие с ними знакомы.
Охотно верю, что многие пристрастно воспримут помещение Юрия Элизаровича среди легенд. Например, в свое время, в клубе «Мiнск», уже не помню по какому поводу я предложил обратиться к Элизаровичу.
И со стороны уважаемых людей прозвучало раздраженное:
«Что вы носитесь с Элизаровичем, как с писанной торбой!».

Прежде всего, для меня и для тех, кто входил в фотоклуб «Панорама»,
который, в свою очередь, являлся филиалом НФК «МIНСК»,
Юрий Элизарович запомнился как учитель. Хороший учитель
Например, не решился бы назвать таковым Валерия Лобко.
При всех его несомненных замечательных достоинствах,
Валерий интенсивно концентрировался на собственных концепциях,
и полностью игнорировал любые другие представления.
Такая позиция весьма продуктивна для лидера определенного направления,
но представляет серьезные затруднения в учебном процессе,
когда учащемуся еще только предстоит определиться с будущими пристрастиями,
а ему активно и неразборчиво навязывают чрезвычайно конкретные идеи.
В учебном процессе, наоборот, как говаривал Гиппократ:
«Лечить надо не болезнь, а больного».
Подобный подход, с учетом индивидуальности ученика, характерен для живописи. Например, Павел Петрович Чистяков.
Его учениками были художники заметно различные:
Васнецов и Врубель, Серов и Суриков,
Поленов и Пэн, Рябушкин и Репин, Грабарь и Борисов-Мусатов.
По-моему, основной смысл обучения заключается именно в том,
чтобы ученик смог понять и развить собственную уникальную личность.
Здесь вряд ли можно говорить о методике,
скорее, все дело в личности преподавателя, в его умении преподать
индивидуально каждому информацию индивидуально необходимую.
В этом смысле, Юрий Элизарович - замечательный учитель.
Без видимых усилий ему удается общаться с разными людьми на одном языке.
Он создает атмосферу, в которой каждый ученик
может воспарить до уровня учителя.
При этом Юрий Элизарович отнюдь не «добренький дядя»,
но умеет ясно, логично и доказательно разрешить самые проблемные самомнения. Приходилось знавать людей, которые неделями рыдали
после отеческих наставление Юрия.
Впрочем, вне зависимости от интенсивности ущемления авторского самолюбия, никогда не оставалось накипи,
всегда оставалось ощущение продуктивности происходящего.
В точности по Вильяму нашему Блейку:
«Похвала расслабляет, затрещина вдохновляет».
Многие сегодняшние известные фотографы, такие как Валерий Сибриков,
Виктор Седых, Алексей Павлюць, Сергей Ковалев, Валерий Картуль,
Виктор Журавков с признательностью вспоминают своего учителя.
Более того, многие из упомянутых людей решились заметно изменить свою жизнь, связав ее с фотографией.
Например, Виктор Седых, историк по образованию,
в свойственной ему ворчливо-добродушной манере нет-нет, да и упомянет,
что стал каким-то фотографом, а мог бы стать достойным членом общества, возможно, даже и директором школы.
Лично я обязан Юрию Элизаровичу, как учителю,
умением любить фотографическое изображение.
Нередко фотографию расценивают как остановленное мгновение,
значение фотографии нередко ставят в зависимость
от попадания (или не попадания) в решающий момент.
И если решающий момент попался – «шедевра» готова,
а картинку спечатать может и лаборант.
Но было бы неразумно отрицать право на существование других критериев. Независимо от всех нерешительных моментов,
Независимо от социально-политически-экономической значимости, фотографическое изображение может быть, само по себе, просто красивым.
Красивым, не по документальному значению,
но по соразмерному и гармоничному распределению полутонов.

Одним из наиболее плодотворных качеств Юрия Элизаровича,
и как учителя, и как творческой личности, является отсутствие «местечковости».
В широком смысле это проявляется, когда недоумевают,
зачем куда-то ездить, здесь есть всего, и такого «самого-самого».
По этому поводу англичане говорят:
«Что могут знать об Англии, не знающие ничего, кроме Англии?»
(What do they know of England who only England know?).
В фотографическом смысле это приводит к тому,
что, нередко, вместо того, чтобы рассматривать белорусскую фотографию
в рамках мировой фотографии, наоборот,
мировую фотографию рассматривают в рамках белорусской.
Способность взглянуть на вещи не только с различных точек,
но и из разных измерений, имеет колоссальный потенциал в творчестве.
В обыденной жизни подобный отстраненный взгляд воспринимается как ирония. Однако, ирония, как правило, деструктивна,
т.к. предполагает высокомерное унижение насмехаемого факта или идеи.
Здесь уникальный случай конструктивной иронии,
т.е. когда окружающим не только предлагается присоединиться
к насмеянию над несостоятельной идеей,
но и предлагаются конструктивные варианты трансформации,
т.е., образно говоря, предлагается использовать битый кирпич для новых зданий. Вот, например, Юрий нередко употребляет приём «сокращения фразы».
В сокращенном виде фраза приобретает совершенно другой,
зачастую прямо противоположный смысл, причем, чем более сокращается фраза, тем более углубляется смысловая нагрузка.
Например, общеизвестная афоризма Маркса:
«Жизнь есть способ существования белковой материи»,
в свете современных знаний достаточно бессмысленна.
Но при сокращении – «Жизнь есть способ существования» –
«Жизнь есть» - «Жизнь» - приобретает все более и более глубокий
и актуальный философский смысл по мере сокращения.
Или другой пример. Безнадежно пессимистическая, антигуманная,
бесчеловечная и антихристианская фраза: «Красота спасет мир»
в ряду сокращений: «Красота спасет» - «Красота» -
приобретает оптимистическое, христианское и жизнеутверждающее звучание.
И в таком подходе скрыт значительный
внутренний потенциал жизненного оптимизма.
Когда любые неприятные происшествия рассматриваются в свете
логичной и разумно обоснованной последовательности
причинно-следственных связей.
И, наоборот, неблагоприятные события-факты-эмоции рассматриваются
как информационные реагенты, углубляющие представления об общей картине. Невольно вспоминается конструктивная позиция Св. Августина –
в своей «Исповеди» он упоминает,
что «за всю жизнь ни разу не встретил книгу,
которая оказалась бы полностью бесполезной».
Такое конструктивное, оптимистичное восприятие феноменальной реальности, основанное не на избытке жизненных сил
и не на социальных гарантиях государства,
но исходящее из глубокой внутренней уверенности
в незыблемости логичных и разумных основ мироздания –
производит сильнейшее благоприятное впечатление.
Одной из наиболее отличительных черт Юрия Элизаровича,
является максималистское отношение к к творчеству.
Помнится, по молодости, показывал Юрию свои учебные картинки
и спрашивал, достойны ли эти неказистые работы дальнейших усилий,
на что, помню как сейчас, было сказано: «Любая работа достойна,
чтобы ее выполнили наилучшим образом».
Помню и другой случай. Где-то во второй половине 80-х прошлого века
мы вдвоем вешали выставку фотоклуба «Панорама» в редакции «Советское фото». Стояла чудовищная удушающая жара, комнаты не проветривались,
веревок-гвоздей не было, в общем, невероятными усилиями выставку повесили,
но Юрий забраковал экспозицию,
и нечеловеческими усилиями выставку перевесили, потом перевесили в третий раз. Наконец, уже поздно вечером, решили, что утро вечера мудренее.
И вот утро, и никогда не забуду эту немую сцену.
Не только во взгляде, но и во всей моей фигуре
явственно читалась мольба надежды.
Юрий внимательно осмотрел экспозицию,
и неторопливо повернулся в мою сторону.
По этой особенной тактичной неспешности я все понял,
и, подавив тяжелый вздох разочарования, принялся за работу.
Несомненно, в творчестве, где, как известно, мелочей не бывает,
такая позиция оказывается чрезвычайно конструктивной,
заставляет запредельно перенапрягать свои силы,
и, в результате, забираться на высоты, о которых и помыслить не решался.
Во многих случаях позиция «лучше не делать вообще, чем делать плохо» оказывается менее конструктивной, чем позиция
«лучше сделать плохо, чем не делать вообще».
Действительно, если цветы не поливать вообще, или поливать плохо,
цветы и в том и в другом случае погибнут.
Но в реальности всегда сохраняется надежда,
что во втором случае цветы просуществуют до лучших времен,
когда их станут поливать лучше.
Как мне представляется, именно этот идеалистический максимализм
во многом затруднил творческую реализацию Юрия Элизаровича, как автора.
В свое время мне запомнились воспоминания современников
про выдающегося военного теоретика Карла фон Клаузевица,
о том, почему Клаузевиц не проявил себя как полководец.
Говорят, что Клаузевиц настолько ясно представлял себе
все возможные негативные последствия своих действий,
что его воля оказывалась парализованной.
Зритель, в подавляющем большинстве случаев,
способен видеть только то, что ему показывают,
и никак не представляет, что могли бы показать.
Юрий Элизарович хорошо представляет, каким мог бы быть конечный результат,
и хорошо видит огромную разницу между этим труднодостижимым идеалом
и конкретным результатом фотографических усилий.
Такое впечатление, что автор испытывает неловкость,
предъявляя зрителю результат столь далекий от совершенного идеала;
идеала, который никто, кроме самого автора, не представляет.
Такое впечатление, что Юрию Элизаровичу легче работать не одному,
но в сотрудничестве с другими авторами,
когда другой автор смело берет на себя ответственность
за неидеальное несовершенство конечного результата.
Возможно, поэтому оказалось плодотворным их совместное
сотрудничество с Сергеем Колтовичем.
Здесь следует сделать небольшое историческое отступление.
Дело в том, что, как показывает мировая практика, в обычных
условиях чрезвычайно трудно получить эстетически приемлемый
результат с узкоформатного негатива (негатив «тип 135»).
Система Лобко, представляющая собой комплекс
взаимосвязанных фотографических методик,
позволяла удовлетворительно решать указанную проблему.
Но оставался открытым вопрос,
насколько реально получить положительный результат,
используя систему Лобко, в профессиональных сферах фотографии.
Именно это удалось Юрию Элизаровичу за годы сотрудничества с киношниками. Смысл не только в том, что была создана фотографическая коллекция,
впечатляющая своими размерами
и высокими эстетическими достоинствами изображений.
Но и в том, что система Лобко оказалась способной,
при умелом использовании, решать самые серьезные
задачи профессиональной фотографии.
В те времена, т.е. в 90-е годы прошлого века,
задумывались и реализовывались многочисленные проекты.
Например, коммерческое изготовление обрабатывающих фотографических растворов (в чем и я несколько поучаствовал).
На базе киношной коллекции предполагался
коммерческий фотографический альбом.
Но далеко не все удалось реализовать в те неоднозначные времена.
А вскоре пришла цифра и, по образному выражению Дэвида Хокни
«обнулила всю предыдущую историю фотографии».
Все же, как бы ни складывались события, трудно переоценить
воздействие обаяния незаурядной личности.
Нелегко это описать словами, тем более нелегко сказать лучше,
чем Григорий Богослов – вспоминая Василия Великого,
он упоминал, что он «умел благодарить улыбкой и порицать взглядом».
Лично я сказал бы еще по-другому.
Как-то Юрий Элизарович, называя многих выдающихся,
уникальных фотографов, сказал, что он «счастлив,
что начал заниматься фотографией в Минске».
От себя решусь сказать, что я счастлив,
что начал заниматься фотографией у Юрия Элизаровича.

Беседовал: Валерий Ведренко
Фото: Юрий Элизарович, Виктор Журавков