Наталия Дорош: «Иди и снимай». Часть I
Творческая судьба художника так же индивидуальна, как и его жизнь. Кто-то получает признание на старте, кто-то путем кропотливой работы, кто-то остается всегда в тени. Наталия Дорош всегда была в нашей фотографии, но ее присутствие не было отмечено громкими проектами и манифестами. Жизненные коллизии и личные качества не всегда способствуют известности. Тем важнее представить нашему фото-сообществу ее творчество, отмеченное искренним и чистым талантом, который не нуждается в концептуальных подпорках. Тем важнее еще раз напомнить, что, как и рукописи - «фотографии не горят».
Из цикла «Встречи с легендами»
- Наталия, будем соблюдать ритуал?
- Будем. Родилась 30 апреля 1952 года в Гродно.
Детство было связанно с постоянными переездами семьи
по местам службы отца, кадрового офицера. Жили в служебных квартирах:
казарменные койки, вместо шкафа - горка чемоданов.
Наш быт украшался стараниями мамы: появлялись плюшевый диван
и массивный круглый обеденный стол, на окнах - кружевные занавесочки.
Когда приходилось переезжать в другой город, громоздкая мебель задешево продавалась.
В первый класс пошла в польском городе Легница, в котором мы прожили семь лет.
В этом городе часто болела, после перенесенного дифтерита
полгода не могла ходить из-за слабой работы сердца.
Территорией моего познания мира стала койка, заваленная альбомами
с иллюстрациями картин русских живописцев, сборниками карикатур
Херлуфа Бидструпа и Жана Эффеля, детскими книжками
и тряпичными самодельными куклами. Подружками стали две белые мышки,
которые мама купила в зоомагазине, чтобы мне не было страшно оставаться одной дома.
В шесть лет пристрастилась к рисованию, копировала цветными карандашами полотна великих живописцев.
1965 год
Уже позже, когда стала посещать изостудию при Доме пионеров, мои рисунки выставлялись на выставках детского творчества и получали дипломы.
Нас с братом мама привозила в Гродно на школьные каникулы. Каменный дом, построенный в начале ХХ века моим дедом на ул. Академической, 13, садик с цветущими вишнями и яблонями, цветник с флоксами у крыльца –
этот островок в районе Нового света был нашей пристанью.
Старое немецкое кладбище в нескольких шагах от дома для всей уличной детворы
служило игровой площадкой. Там, на узкой дорожке между могил,
я однажды научилась кататься на велосипеде.
- А первый фото-опыт?
- Думаю, что любовь к фотографии мне передалась по наследству
через гены моего деда - доктора Константина Белецкого.
Будучи достаточно обеспеченным человеком, он в начале ХХ века купил фотографический аппарат. Прошел с ним всю Первую мировую войну,
снимая для истории сестер милосердия, раненых солдат и фронтовые будни
полевого госпиталя, в котором служил.
После большевистского переворота дед вернулся в тогда уже польский Гродно
и стал заниматься частной врачебной практикой.
Он был страстным фотолюбителем. Проектируя дом для своей новой семьи,
он предусмотрел в нем и фотолабораторию. Соберутся гости, выпивают,
закусывают, беседуют, хозяин дома пригласит их выйти в сад,
прикажет секунд десять не моргать и не шевелиться,
снимет и сразу же скроется в своей темной комнатке.
Печатал снимки контактным способом - в ставне окна
была прорезана форточка для засвечивания фотобумаги дневным светом.
Через какое-то время дед выходил к гостям с уже готовыми фотокарточками
и дарил каждому гостю экземпляр на память.
Как его прямая наследница, я заполучила эту фотолабораторию в свое пользование, когда увлеклась фотографией. Сохранился даже его стол с большой мраморной столешницей,
на котором было удобно печатать и обрабатывать в кюветах снимки.
- Минилаб на дому..!
- Да… Снимал он также семейный сценки, делал портреты своих знакомых,
общался с другими фотолюбителями, для консультаций ходил к профессионалам, имеющим
в городе собственную фотостудию.
Все дедовские негативы и фотографии дореволюционного периода
бабушка уничтожила в сентябре 1939 года, когда в город пришли Советы.
Боялась, что если снимки найдут во время обыска,
всю семью расстреляют за «белогвардейщину».
Хорошо помню период увлечения фотографией моим отцом.
В конце 50-х годов он купил фотоаппарат, фотовыспышку с батареями,
увеличитель, экспонометр, кюветы, резиновый валик для накатки фотографий,
красный фонарь, щипчики, фотобачок...
Отец снимал и соседей во дворе, и семейные события, и солдат своей воинской части,
и рыбалку с однополчанами. Для меня было праздником помогать ему печатать фотографии, перекладывать мокрые отпечатки из одной кюветы в другую,
потом промывать их под краном. Но через пару лет у отца пропал интерес к фотосъемке,
все принадлежности были спрятаны в дорожный чемодан
и десять лет хранились в старой кладовой.
- А твое фотографическое начало?
- Когда закончила школу, решила сфотографироваться
у известного в то время фотомастера из сферы бытовых услуг в студии «Ландыш».
Но получилась на снимке плохо, плакала от огорчения и приговаривала:
«Вот если бы я была фотографом… если бы я умела снимать...».
Мама мне сочувствовала, она вытащила запыленный дорожный чемодан из кладовки,
достала из него отцовский «Зенит» и сказала мне: «Иди и снимай».
Эти слова я запомнила на всю жизнь.
Купила в универмаге кассету с фотопленкой, зарядила ее в «Зенит» и начала снимать. Особых сложностей в изучении азов фотодела не испытывала, у меня все стало получаться как надо, проблем не было и с печатью фотоснимков.
Фотоаппарат брала с собой и на работу, и на прогулки по городу, и в поездки.
Однажды на даче сделала удачный снимок белобрысой маленькой девочки в пшеничном поле. Послала фотографию в «Гродненскую правду». Напечатали как фотоэтюд «Колосок» и пригласили зайти в редакцию.
Со мной в редакции побеседовали и познакомили
с фотокорреспондентом Виктором Костиным.
Этот старый газетный фотокорр стал моим неофициальным учителем,
он брал меня с собой на предприятия, показывал, как надо снимать
портреты передовиков производства, делать групповые портреты,
научил составлять проявители, потом смастерил для меня точечный свет в фотоувеличителе.
Где-то через полгода в редакции мне выдали удостоверение внештатного фотокорреспондента.
- Увлечение рисованием не прошло?
- После школы пыталась поступить в Белорусский театрально-художественный
институт на художественный факультет. Но когда увидела
гениальные произведения других абитуриентов,
собственное творчество показалось ужасно бездарным.
И я, сгорая от стыда, забрала документы. Чтобы иметь возможность
лучше подготовиться в этот институт, поступила на работу в областной
драматический театр на должность пом-пом-художника.
Расклеивала в городе афиши и обновляла перед каждым спектаклем декорации. В некоторых спектаклях была задействована в массовках. Возвращалась домой поздно, от меня пахло сигаретным дымом и ароматной пылью кулис,
то есть, как выразился отец, я «насквозь провоняла театральной богемой».
С богемной жизнью было покончено, отец устроил меня на работу в городской узел связи.
Позже, в годы перестройки, мои художественные наклонности помогли мне
поддерживать семейный бюджет. По выходным дням я рисовала маслом на картоне миниатюрные картинки с лунным пейзажем, деревенскими двориками, цветочные букеты,
оформляла их в рамочки и относила в художественный салон на продажу. Людям нравились мои картинки, их покупали,
а я покупала детям новую одежду. Навыки рисования позволили мне подрабатывать в газетах и журналах в качестве карикатуриста.
В редакции «Вожыка» в середине 70-х годов к моим юмористическим рисункам относились очень благожелательно. Один из них даже украсил обложку «Вожыка».
- В институт ты больше не поступала?
- Нет. Фотография победила.
Изучив газетную специфику того советского времени, усвоила несколько правил:
снимать человека надо в лоб, потому что героя публикации
читатели должны узнавать на улице. Снимать только такого человека,
на кого отдел кадров укажет, то есть, достойного члена социалистического общества. Снимать надо улыбающегося или лучше - задорно смеющегося человека, потому что он доволен жизнью и т. д.
Если снимать производственный портрет, то у объекта фотосъемки
должны быть в руках, или где-то поблизости от него, инструменты труда,
а еще лучше делать портрет производственника на фоне прокатного стана
с искрами от расплавленного металла. Однажды сделала снимок нарядной первоклассницы, которой мама перед трюмо завязывала большой белый бант.
Снимок был постановочный, позировала соседка со своей дочкой.
Принесла я снимок в редакцию, мол, пригодится фотография
для первой полосы к 1-му сентября. Ответственный секретарь нахмурился и спрашивает: «Кто изображен? Кем эта гражданка работает? В какую школу ребенок пойдет? И не сидел ли в тюрьме отец этого ребенка?». «Не знаю, - ответила, -
снимок хороший, он про первоклассницу...». «Вижу, что не про пенсионерку, - рассердился ответственный секретарь, - а вдруг мамаша пьющая?! Пиши текстовку!».
Я-то знала, что соседка уборщицей работает, а дочка-первоклассница без отца растет...
Но об этом не напишешь в советской газете. Так этот снимок и не был опубликован.
Как-то принесла еще один снимок в качестве фотоэтюда,
его тоже не приняли. За моей спиной ответственный секретарь
покрутил пальцем у виска... Этот снимок у меня сохранился, называется он –
«Старуха, чистящая картофель».
«Чистящая картофель»
Старый фотокорр Виктор Костин частенько делился со мной
своим фотографическим опытом.
После войны он ездил по деревням «халтурить», переснимал для увеличения
фотокарточки, а также фотографировал свадьбы и похороны.
Мини-фотолабораторию он возил с собой. Одну его байку запомнила.
В одной деревне он снимал свадьбу, отснял несколько пленок
и повесил их сохнуть во дворе, чтобы ночью отпечатать снимки,
а утром получить за готовые карточки деньги. Пока фотопленки сушились,
он прилег под яблоней и заснул. Проснулся, когда уже сумерки наступили.
Взялся печатать снимки и обнаружил, что от негативных изображений
только небольшие фрагменты остались. Оказалось, что мухи съели
на пленках желатиновую эмульсию. Пришлось убегать из деревни…
- А тебе не приходилось «халтурить»?
- Подружки выходили замуж и приглашали меня на свадьбу
в качестве бесплатного фотографа. Звонили из редакции и заказывали
сделать фотографии с места какого-нибудь события, фоторепортаж
из кондитерского цеха хлебокомбината, например,
или портрет передовика производства завода карданных валов.
Гонорар платили маленький, но на покупку фотопленок, на билеты в кино
и мороженое этих денег хватало. Однажды почувствовала, что в жизни наступил застой
и нужно что-то менять. Узнав, что идет набор девушек-связисток
для службы в армии - пошла в военкомат. И через несколько дней уже числилась
в полку связи, где мне выдали обмундирование и сухой паек.
Брикетам гречневой каши мама очень радовалась,
в то время эта крупа была дефицитом. И зарплата у меня была достаточно высокой, я смогла тогда купить себе меховую шапку,
финское пальтишко и несколько нарядных платьев, съездить в Ташкент к тетке, навещала брата в Крыму, также оказывала финансовую поддержку родителям.
Я ходила на дежурства в узел связи штаба армии, с собой приносила свежие батоны
и молоко, чтобы накормить двух подчиненных солдатиков.
С удовольствием вспоминаю армейский период своей жизни.
Весна 1973 года
- Это какие годы?
- 1972-74… В папке «Дело» накопились вырезки из газет и журналов с моими публикациями. Я тогда писала заметки в газету «Во славу Родины».
Армейское начальство при увольнении мне выдало направление для поступления на факультет журналистики, и я поехала поступать в Минск.
В тот год в БГУ было открыто для молодежи с рабочим стажем так называемое «подготовительное отделение». После его успешного окончания молодые люди
автоматически становились студентами университета.
Приемная комиссия пролистала мое «Дело» и, не задав ни одного вопроса,
посоветовала ждать вызова. Меня зачислили на подготовительное отделение журфака.
Скиталась по чужим квартирам, приходилось ночевать на узком диване с незнакомой квартиранткой, которая страдала чирями и просила менять на заднице повязки.
Нелегко пришлось жить и в семье глухонемых, которые взяли меня на квартиру
с условием, что буду присматривать за их годовалым ребенком...
В начале зимы мне, наконец, дали место в общежитии (на проспекте Машерова).
Я по-прежнему увлеченно занималась фотографией, снимала Минск и его жителей, некоторые мои снимки попали на студенческую фотовыставку в Доме кино
(Красный костел).
Помню, что на открытии выставки даже диплом вручили.
- Что-то осталось от этих выставок?
- Нет, тот диплом потерялся, и фотографий минского периода почти не сохранилось. Только
некоторые фотопленки со снимками времен студенческой жизни
и отснятую первомайскую демонстрацию в 1976 году нашла. На факультете была учебная фотолаборатория, где можно было проявлять
фотопленки и печатать снимки. Преподаватель фотодела относился ко мне
с уважением и просил помогать другим студентам.
Как-то одним зимним вечером пошла покататься на коньках на хоккейном поле
за Дворцом спорта.
Ко мне вдруг подкатил незнакомый парнишка и с ходу спросил:
«А вы были на выставке литовских фотографов?».
Выставка проходила в фотоклубе «Мiнск».
- А какие впечатления о Клубе?
- Литовцы выставились в фотоклубе в начале 1976 года.
Смутно помню молодого Бирилко. Но я всегда держалась в стороне от фотографической
общественности, посещение фотоклуба были редкими эпизодами в моей жизни.
- Кто из литовских фотографов запомнился?
- Антанас Суткус произвел переворот в моем сознании.
Его фотографии стали печатать в «Советском фото», все говорили
о «литовской школе фотографии», позже кто-то из наших гродненских клубовцев показывал
буклеты с его выставок, меня особенно поразил один его снимок из серии «Люди Литвы»,
который запечатлелся на всю жизнь. Я стала подражать работам Суткуса. Благодаря этому мастеру фотографии с моих глаз были сняты шоры, мешающие видеть и снимать
окружающий мир «не для газеты».
- Наталия, а как можно «подражать» в документальной фотографии?
- Не всегда документальной.
Например, фото Суткуса матери с детьми на фоне стены дома –
постановочное, но зрители воспринимают его как документальное.
Достигнуть такого эффекта можно только тогда, когда человек (или в данном случае группа людей)
стали соучастниками фотографа, когда они ему доверяют
и поэтому ведут себя перед фотообъективом естественно. 
Фото: Антанас Суткус
Фото: Наталия Дорош
Мои «Дедовы яблоки» (далее) - постановочное фото, но я с этими деревенскими пацанами
была знакома, они меня считали человеком из своей компании, и им эта игра в фотосъемку
была по душе. Попробуй поставить вместо них незнакомых с фотографом детей, и ничего толкового не получится.
- Ну, это не подражание, а применение метода съемки. Вернемся в 70- е…
- Мой новый знакомый, спросивший о литовской фотовыставке, оказался
студентом юрфака и жил в «моем» общежитии. Он тоже был увлечен фотографией, подрабатывал во Дворце пионеров руководителем фотокружка,
снимал мероприятия своего факультета для стенгазеты,
выписывал журнал «Советское фото» и покупал фотоальбомы.
Я была очарована его энциклопедическими познаниями о фотографии,
мне ничего другого не оставалось, как выйти за него замуж.
Свадебное путешествие совершили в деревню Букча на Полесье,
в которой родился и вырос мой муж, и в которой жили его престарелые родители.
Здесь свою серию «Люди Полесья» я снимаю уже больше 35 лет... 
В конце 70-х мы вместе с мужем приехали жить в Гродно.
Работу мне долго искать не пришлось. Как раз освободилась должность фотокорреспондента
в областной газете строителей. Редактор сразу же мне устроил испытание. Поручил снять
портрет бригадира штукатуров, а утром принести готовый снимок. Дал адрес и домашний
телефон этого бригадира. Прихватив с собой осветительную лампу, я поехала по нужному
адресу на другой конец города. Когда увидела этого бригадира, меня оторопь взяла...
У этого человека не было левого глаза и левая половина его лица была со шрамами от ожога.
Сняла его профиль правой стороны лица. Утром отдала редактору фотографию. «Молодец, -
сказал мне, - никогда не снимай неприглядной стороны объекта. Нас строительные организации области кормят, помни об этом».
Радовалась, что у меня появилась своя фотолаборатория с отличным оборудованием
и прибавилось несколько редакционных фотоаппаратов со сменной оптикой.
Недавно пересмотрела фотопленки этого периода своей трудовой деятельности –
моими снимками можно было бы оформить музей истории строительства города, если бы таковой имелся. Признаюсь, что нагрузка была большая,
мне приходилось не только месить резиновыми сапогами болото стройплощадки химволокна, но и залазить на строящиеся
гранбашни Азота, откуда сильным ветром могло сдуть.
Для примера - снимок бригады отделочников-штукаторов ДСК - такими вот фотографиями
принято было украшать первую полосу строительной газеты. 
Посещала иногда наш гродненский фотоклуб.
Если просили принести для выставки снимки, я выполняла просьбу.
Не просили - не приносила.
В 1982 году в Гродно проходил межклубный всесоюзный фотоконкурс «Мир современника – 82».
Предложила для конкурса один снимок из букчанской серии с названием «Дедовы яблоки». Фотография небольшого формата,
она была вывешена в закутке выставочного зала и не бросалась в глаза.
Председателем жюри конкурса был Антанас Суткус. Мне рассказывали,
что он дважды подходил к моей работе, долго рассматривал ее
и, наконец, вынес вердикт: «Вот это фото заслужило золотую медаль».
К сожалению, и негатив, и отпечатанные экземпляры этой фотографии были утеряны.
- Не все так грустно, Наталия! В архиве Ю. С. Васильева сохранился призовой отпечаток.
«Дедовы яблоки»
- Да, я об этом уже знаю. Недавно Юрий Сергеевич был в Гродно и привез мне эту
фотографию из своего архива. За что ему большая благодарность. Так что не
только рукописи не горят, но и фотографии тоже бесследно не исчезают.
После успеха на конкурсе «Мир современника 82» меня стали приглашать для выступления
в студии местного телевидения, сняли о моем творчестве телефильм.
Победители этого конкурса поощрялись бесплатной поездкой на семинар литовских фотографов в Ниде (Куршская Коса).
И я, оставив двухлетнего сына маме, туда поехала.
Окунулась в море информации, в течение часа одна выставка сменялась другой, проходили
мастер-классы, шло живое общение между фотографами Литвы,
Эстонии, России, Украины и Беларуси.
Ребята из минского клуба все больше снимали окрестности Ниды.
Миша Жилинский выставлял свои работы на блиц-выставке…
Помню, он был душой компании.
Но мир этого фотографического сообщества был для меня чужеродным,
я почти ничего не могла понять в разговорах мэтров.
Я видела только их фотографии и некоторые работы мне не нравились.
Например, я не восхищалась коллажами Виталия Бутырина.
- А почему? Культовый фотограф 70-х… Фотографика…
- Именно со своими работами фотографики Бутырин и приехал в Ниду,
многие его коллажами восхищались, смотрели на него как на божество.
Бутырин тогда перенес тяжелую болезнь, при нем нельзя было курить
и все относились к нему бережно и с большим вниманием.
Мне лично не понравились его графические работы,
они мне показались вычурными и грубо сделанными.
- Понимаю. И как продолжалась твоя «фотокарьера»?
- В начале 80-х мужа по его просьбе перевели работать в Лельчицы.
Он хотел находиться рядом со своими родителями, чтобы их навещать и помогать
по хозяйству. Да и сами мы тяготились жизнью в Гродно под опекой моих родителей, хотелось
стать самостоятельной семьей. В Лельчицах мужу дали служебную квартиру в деревянном
доме барачного типа, в нем проживали четыре семьи. В кухне нашей убогой квартирки
стояла русская печь, в которой я наловчилась готовить в чугунках еду и выпекать пироги,
а также сушить белые грибы, которые собирала в окрестном лесу. Чудесные там были грибные
места. Две комнатки отапливались печкой-грубкой, из водопроводного крана текла ржавая
вода, все удобства были на улице. Зато рядом был огород, на котором я выращивала овощи
и зелень. Стирать приходилось под колонкой во дворе, питьевую воду носили из колодца
в соседнем дворе. Там у нас появился второй сынок и забот прибавилось. На выходные ездили
на автобусе в Букчу, старики держали корову, и их внуки были обеспечены свежим молоком.
В этом тихом провинциальном городке я устроилась на полставки
руководителем фотокружка в местном Доме пионеров. Его зданием служила
большая деревянная хата, там тоже было печное отопление, а воду для лабораторных нужд
мои ученики приносили из колонки. 
Помню, что в самом начале учебного года на занятия приходило более 30 детей,
потом у многих интерес к фотографии пропадал, оставалось 7-8 учеников, в основном -
девочки. Все было построено на практических занятиях
по принципу «Иди и снимай». В конце каждого месяца в общем коридоре мы вывешивали
самые удачные снимки и приглашали на выставку ребят из других кружков.
- Наталия, на ZНЯТА ты известна под псевдонимом «Matushka».
И это - не иносказание...
- В 1985 году муж резко изменил нашу спокойную и благополучную жизнь...
Он отказался от своей должности в прокуратуре, положил партийный билет на стол
местному партийному боссу и объявил ему, что как человек, верующий в Бога,
не способен быть верным делу Ленина и коммунистической партии.
Через час его уже не было в Лельчицах, он пешком через болота
окружными путями ушел в Украину к одному благочестивому священнику,
у которого ранее мы тайно венчались и крестили своих детей.
На другой день из Гомеля за мужем приехали представители органов,
но я пожимала плечами и говорила, что ничего не знаю. Уехал, мол, а куда - не знаю, соврала, что муж бросил семью...
Я упаковала вещи и с двумя малолетними детьми уехала в Гродно.
Вернулась на работу в редакцию областной газеты строителей.
Учитывая мое положение «матери-одиночки», мне помогли устроить детей в детский сад рядом с домом.
Почти год одна тянула семью, подрабатывала рисованием картинок на продажу.
Мамы уже не было на свете, отец сначала возмущался поступком зятя,
но потом смирился и стал мне помогать деньгами.
Иногда через верного знакомого муж присылал весточки,
что у него все нормально. Он опасался открыто объявляться.
И тут случилась Чернобыльская катастрофа... В этот же день умер отец мужа, его мама
была еще крепкой и здоровой, она не требовала к себе внимания. А властям было уже
не до преследований «политически неблагонадежного» работника прокуратуры. В Гродно приехал муж,
по специальности он не смог устроиться на работу, поэтому пошел работать в строительную организацию,
которая возводила дома для чернобыльских переселенцев. Он
трудился на стройке простым рабочим.
Однажды он попал на прием в Жировичском монастыре к митрополиту Филарету,
после серьезной беседы с владыкой, мужа рукоположили во священники и дали сельский приход
в Гродненском районе.
- Hо ты же не думала, что станешь женой священника?
- Сказать, что я была далека от церкви, не могу.
Бабушка была религиозным человеком, молилась и меня учила молитвам.
Она после смерти доктора Белецкого во второй раз вышла замуж
и служила псаломщицей в сельских храмах, потом 25 лет была регентом хора
в Свято-Покровском соборе Гродно.
Когда я была ребенком, и меня не с кем было оставить дома,
она брала меня с собой на службы. К нам домой приходили священники и певчие хора, приезжали к бабушке
из Жировичского монастыря монахи за нотами
церковных богослужебных песнопений.
Я с бабушкой ездила в Жировичский монастырь навещать ее подругу –
игуменью Гавриилу (Рисицкую), которую власти в 1960 году вместе
с сестрами изгнали из гродненского женского Рождество-Богородичного монастыря
и превратили святой храм в гараж ДОСААФ.
Дома мы всегда праздновали Рождество Христово и Пасху.
Мама выпекала куличи, красили яйца, а в дни бабушкиных именин
готовили угощение для гостей. На соседней улице жил настоятель собора отец Борис,
я иногда бывала у него дома, и наблюдала, как тяжело приходится матушке
обхаживать своих многочисленных родственников и гостей.
У них дома в кухне был большой стол, заставленный посудой, так как
к ним каждый день приходили питаться одинокие старики из числа прихожан. Бедная матушка не отходила от плиты и не знала отдыха -
красная от печного жара, с обожженными руками…
- Непривычный образ «попадьи». Впрочем, что нам известно об их жизни?
В фильмах они только пьют чай из блюдечка, как купчихи…
- Когда мой муж спросил моего согласия стать священником,
я тут же представила себя матушкой-кухаркой...
Нет, никогда даже не могла и подумать, что мне в жизни выпадет жребий
быть женой священника. Весь уклад прежней жизни изменился,
перестала пользоваться косметикой, стала носить неяркую одежду и длинную юбку,
ездила молиться на сельский приход мужа. Была попытка петь в церковном хоре,
но Бог, как говорят, не дал таланта.
Когда в дни Великого поста 1992 года отказалась участвовать
в очередном редакционном сабантуе на 8 марта, меня мои коллеги стали упрекать
в гордости, а некоторые перестали со мной разговаривать, то есть объявили бойкот.
Я выгребла свои вещички из ящиков письменного стола и,
оставив заявление об увольнении по собственному желанию на столе редактора,
навсегда покинула место своей прежней работы.
Очень скоро в один из дней пасхальных праздников домой позвонил недавно прибывший
в Гродно управляющий епархией архиепископ Валентин, которому сказали,
что жена священника Владимира Дороша – журналист.
Он попросил меня восстановить издание «Гродненских епархиальных ведомостей».
Эта газета выходила с 1900 года, но в годы Первой мировой войны прекратила свое существование.
И в мае 1992 года я стала редактором этой возрожденной церковной газеты.
С первого же ее номера я стала собирать архивные данные по истории Гродненской епархии.
В июле 1944 года епархиальный архив был уничтожен, некоторая его часть
вывезена за границу бежавшим вместе с германскими войсками белорусским епископатом.
После окончания войны белорусские владыки вошли в состав Русской Зарубежной Православной Церкви.
Мне удалось наладить переписку с главой зарубежной церкви
митрополитом Лавром, который пребывал в Свято-Троицком монастыре в Джорданвилле (США).
Он прислал копии ценных документов, также дал адреса
других владык из Германии и Канады.
Они тоже стали мне помогать в сборе архивных данных.
Удалось наладить также переписку и с православными верующими в Париже,
откуда прислали описание жизненного пути митрополита Владимира (Тихоницкого),
бывшего Гродненского епископа, арестованного польскими властями в 1922 году.
Этот владыка был дружен с моим дедом,
и в семейном альбоме хранилась его фотография. 
Архиепископ Валентин, 1993 год
В 2000 году мне удалось издать книгу по истории православия в Гродно,
печатали книгу в типографии Супрасльского мужского монастыря (Польша).
Для обложки использовала снимок крестного хода в Гродно в 1936 году.
Фото из семейного альбома, в толпе верующих моя юная мама идет.
Фото: kamunikat.org
Профинансировал издание один гродненский предприниматель,
который через несколько лет стал священником.
Чтобы проиллюстрировать «Гродненские епархиальные ведомости», я снимала крестные
ходы, церковные события, владык и верующих. Обычные снимки для газеты.
Игуменья Гавриила
Митрополит Филарет, 1996 год
Патриарх Алексей II, 1995 год
В 1995 году пришлось делать фоторепортаж во время визита в Гродно
патриарха Алексия II, но его окружала охрана, поэтому было сложно снимать, чтобы они
в кадр не попадали. Кроме того, запорола фотопленки, передержав их в свежем проявителе.
К сожалению, в то время не было цифровых фотокамер, снимала на ч/б пленку.
Мне и сейчас интересно снимать церковную тему. Но редко удается подсмотреть интересный
сюжет, тем более, что в храмах запрещено фотографировать: церковные прислужники
сразу же набрасываются на человека с фотоаппаратом.
Со мной такие случаи «изгнания из рая» иногда происходят. 
- У тебя прекрасная серия о ските о. Гавриила...
- С архимандритом Гавриилом познакомилась и подружилась,
когда он был наместником Супрасльского монастыря.
Удивительный монах, он много сил отдавал восстановлению
этой древней православной обители на нынешней территории Польши.
Он белорус, родом из простой крестьянской семьи, и он всем сердцем любит Беларусь.
А православные верующие Польши его любят и очень дорожат им, и эта любовь совершила
великий христианский подвиг: на народные пожертвования
отец Гавриил смог восстановить взорванный фашистами при отступлении из Польши
главный монастырский храм, поднять святыню из руин в ее первозданном виде. 
Мне приходилось часто приезжать в монастырскую типографию, когда там делали верстку
и печатали мою книгу «Православный Гродно».
Отец Гавриил известный в Польше травник, у меня были проблемы со здоровьем,
и он меня лечил травами и своими молитвами. Что не смогли сделать доктора,
с Божьей помощью сделал он. Отец Гавриил приезжал к нам в гости,
муж и он очень духовно близки, в трудные моменты жизни
они спрашивают у друг друга совета. Жизнь монаха, как у военного служивого человека – он в послушании у Господа.
На какую стезю Бог направит Своего послушника,
туда и отправляется Ему служить.
Рядом с польской деревней Одринки на острове Кудак среди болот с древних времен был
православный скит, и новым послушанием отца Гавриила стало его восстановление.
Мне несколько раз удалось там побывать, я сделала серию снимков
об отшельнической жизни архимандрита Гавриила в этом живописном месте и фотографии церковных
праздников, на которые в скит съезжаются многочисленные паломники.
- Светская жизнь, как фотографа, тебя больше не интересовала?
- Да, с 1992 года снимала только семейную хронику и для церковной газеты. Снимала
на цветную пленку, студия печатала фотографии, я их сканировала и публиковала в газете. 
Продолжение (часть II) >>>
Беседовал: Валерий Ведренко
0emimg src=images/stories/interview/dorosh/dorosh14_12.jpg border=
